Под жутким, непонятно откуда исходившим, вездесущим светом по вытянутой зале потоком проносились неизъяснимые мерзости. Сборище мертвецов, отправившихся в ад за последние сорок лет, неистово танцевало, хохотало и гнусно тараторило. Белые, отполированные скелеты, лишенные плоти и одежд, скелеты в ужасных лохмотьях из иссохших, болтающихся жил и развевающихся изорванных саванов. Эти умерли давным-давно. Были покойники и посвежее — у них кое-где проглядывали желтые кости и длинные волосы, едва державшиеся на уродливых головах, извивались в пульсирующем воздухе. Потом были серо-зеленые чудища, раздутые и бесформенные, перемазанные землей или оставлявшие за собой брызги воды. Попадались и белые, прекрасные существа, будто выточенные из слоновой кости, умершие день-два назад и угодившие в костлявые объятия гремящих мощами скелетов.
Мертвецы все кружились и вертелись по проклятой зале в бурлящем вихре. Воздух наполнился миазмами, пол усеивали обрывки саванов, желтый пергамен, гремучие кости и клоки спутанных волос.
А в центре адского хоровода — зрелища, которое не описать и не вообразить, способного навеки помутить разум того, кто стал ему свидетелем, — скакали и корчились жертвы графа Альберта, двадцать прекрасных женщин и беспечных мужчин, дотанцевавшихся до страшной смерти в горящем замке. Эти обитатели склепа, обуглившиеся и бесформенные, являли собой невыразимый ужас.
Граф Альберт, угрюмо наблюдавший за танцем грешников, повернулся к Руперту и наконец заговорил:
— Настал твой черед. Танцуй!
Какая-то вопиющая жуть, очевидно с внушительным покойницким стажем, отделилась от бушующего потока мертвецов и уставилась на Руперта пустыми глазницами.
— Танцуй!
Руперт остолбенел.
— Не раньше чем сам дьявол явится из преисподней и лично меня заставит, — выговорил он непослушными губами.
Тяжелый двуручный меч графа Альберта взметнулся в зловонный воздух, и разлагающаяся братия, прервав танцы, ухмыляясь и бормоча, устремилась к Руперту.
Комната, завывающие мертвецы и черная сила вихрем закружились вокруг него, и последним усилием, прежде чем потерять сознание, Руперт взвел курок и выстрелил прямо в лицо графу Альберту.
* * *
Гробовая тишина, непроглядный мрак. Ни вздоха, ни звука. Безмолвие давно замурованной гробницы. Руперт лежал на спине, ошеломленный, беспомощный, сжимая в онемевшей руке револьвер. Темнота пахла порохом. Где же он? Он умер? И попал в ад? Он осторожно вытянул руку и коснулся пыльных половиц. Далекие часы пробили три. Это был сон? Ну конечно. Но какой ужасный! Стуча зубами, он тихо позвал:
— Отто!
Ответа не было. Он звал снова и снова, но все безуспешно. Руперт с трудом поднялся на ноги и пошарил в поисках спичек и свечей. Его охватила паника: спички пропали!
Он повернулся к камину: в золе еще тлел один уголек. Он смахнул со стола кипу бумаг и старые книги, склонился над очагом; через минуту-другую ему удалось трясущимися руками зажечь сухой трут. Затем он бросил в огонь книги и в страхе огляделся по сторонам.
Его нет. Он исчез. Слава богу. На крюке никого. Он нетвердым шагом пересек комнату, освещенную полыхающими в камине фолиантами, и склонился над тюфяком.
* * *
Так его и нашли. Когда утром никто не вернулся из Кропфсбергской башни в трактир, дрожащий от ужаса Петер Росскопф снарядил спасательную экспедицию. Руперт стоял на коленях перед тюфяком, на котором лежал Отто, с пулей в шее, — мертвее некуда.
