Башня вавилонская - [26]

— Да, — кивает радостный Одуванчик, и в кои-то веки на клювастом ханьском лице написано что-то доброе, ласковое, признательное. Правда, с иронией. — Именно так. Раздавать деньги умеет любой фонд, любой генерал. А наши — брать и спускать, потому что когда настанет пора отдавать, кредиторов в очередной раз политикой смоет. Это мы проходили, верно. А я езжу по деревням, район за районом — и создаю инфраструктуру. Тот продает этому, этот продает тому. Заплаты ставлю, понимаете? Штопку. Это и есть мой внеэкономический фактор. Завязать людей друг на друга. Оно бы и само сложилось когда-нибудь, только нам ждать некогда. Никакого секрета тут нет. Наоборот, хотелось бы, чтобы моему примеру следовали почаще.

— Да, — кивает ему в ответ не менее радостный Линдерс. — И желательно, чтобы ему почаще следовали другие лица… недавно руководившие экстра-законными вооруженными формированиями и приобретшие соответствующую репутацию. Их, вероятно, реже будут пытаться ловить на слове. Ведь сейчас не менее половины сделок заключается под ваше прямое поручительство — и вряд ли стороны при этом имеют в виду вашу министерскую должность.

— Разве ж я против? — широко улыбается бригадир-3. — Места у нас на всех хватит, у нас работать некому — и репутации не у всех есть…

— Господа, — так же счастливо улыбается ведущая, — у нас еще будет время поговорить об экономике, напоминаю вам, что сегодня мы…

Прямой эфир сменяется короткой врезкой, резюме событий и первой половины передачи. Вторая возвращает зрителей к предыстории — к эпопее со звонком и письмом, и последовавшей за ними филиппикой в адрес Совета.

Дальше нарезка из комментариев старых — Франческо, Джастина, Максим, господин Матьё, господин ФицДжеральд, он сам, полдюжины европейских аналитиков, Моран — и комментариев новых, от тех же лиц и просто от значимых людей, сводящихся к… «даже паранойя должна быть сколько-нибудь реалистичной: невыгодно, глупо, и вдобавок неосуществимо».

Последнее не вполне точно, думает мистер Грин. Я, в той же Флориде, в свое время, сумел организовать покушение с люфтом в восемь часов. Без накладок оно, правда, не обошлось, мягко говоря, но преувеличивать все-таки не стоит. Можно, можно было бы и на Амаргона соорудить нечто за сутки. Но люди, посланные Советом, и люди, посланные Мораном, вели бы себя совсем иначе — даже в ситуации цейтнота пополам с непредвиденными обстоятельствами, вроде падающих на голову вертолетов.

А зритель пока в очередной раз узнает, что добрый друг и широкая душа Деметрио Лим решил вступиться за приятеля; что приятель подобное развитие событий в гробу видал — он вообще с господином полковником Мораном не желает иметь бесед иначе как перед лицом Конфликтной комиссии; что Сообщество тут вообще сбоку, но саму по себе инспекцию одобряет — а вот о реформе говорить рановато; что Деметрио Лим так себе представляет Совет по итогам событий прошлых лет (справка о событиях прошлых лет), что всех выпускников и студентов должны просто перебить, тихо или явно, и прочая красота неземная, наполовину знакомая, наполовину освеженная интервью, опросами и звонками в студию.

Разговор плавно переходит на политику Совета в отношении территорий вообще, залетает в Африку — и по ассоциации к Антонио да Монтефельтро, — набирает размах, накал и масштаб… эфирное время стремится к концу, и тут госпожа Бати достает из кармана припрятанную гранату.

— Вы, надеюсь, обратили внимание, что среди повторных интервью не было беседы с господином Матьё…

Мистер Грин улыбается. Не обратили. Беспокоить председателя МСУ из-за такой мелочи как покушение — неудачное покушение — на мелкого политика мелкой же концессионной территории, даже если эта территория — та самая Флореста? Кто же удивится отсутствию? Не рискнули. Или согласия не получили. Вот теперь удивляются.

— Поскольку я была первой, кто связался с канцелярией МСУ, и, как они выразились «во избежание утери корреспонденции», меня просили передать господину Лиму, что его официально вызывают в Лион. Для дачи объяснений по поводу его заявления. И выдвинутых в нем обвинений. Официальный документ соответствующего содержания уже направлен в министерство. — так, наверное, улыбаются бегемоты, наступив на голову особо надоедливому туристу. — Вы бы, наверное, уже получили его, Деметрио, если бы вас не задержали по дороге.

Деметрио возводит глаза к потолку студии с видом утомленного Сфорца.

— Пресвятая Дева Мария, — страдальчески, и даже без кокетства стонет он. — У меня же дел по горло. Год же кончается. Ладно, съезжу, уговорили.

«Занавес!», думает мистер Грин — и на экране действительно появляется заставка.

* * *

К вечеру, к раннему и медлительному северному закату Анаит стало казаться, что информационная блокада — наиболее разумное решение полковника Морана за этот день. Ей вполне хватало информации… у нее в избытке было информации — доносов, жалоб, сплетен, угроз, предложений, намеков и живых картин. Слухи и сплетни, словно эхо, носились между стенами, многократно умножались, пересекались, дробились и перемешивались. Предложения, угрозы и доносы меняли масштаб. Снаружи их, может быть, развеяло бы ветром — а тут они шелестели, страшные и ужасные бумажные тигры. Чувство защищенности, окруженности