Башня - [23]

– Спасибо, Алексей. – Истомин повернулся к камере. – Как видите, мы живем в очень хрупком мире. Научно-технический прогресс имеет свою оборотную сторону. Крупные техногенные катастрофы – это, к сожалению, неизбежная примета нашего бурного века. Я надеюсь, что все закончится благополучно в самом скором будущем. Оставайтесь с нами, мы будем вести прямые включения с места событий.

За этим последовал еще один короткий рекламный блок. Режиссер сообщил Истомину в наушник, что вертолет находится в прямой видимости Башни, оператор, сидевший на борту, просил несколько минут.

Истомин откинулся на спинку удобного стула, размышляя, почему до сих пор не эвакуировали людей? Ведь должна быть какая-то причина. Веская причина. Что случилось?

Был теплый летний вечер. Одноцилиндровый двухтактный движок бодро тарахтел, и Кстин чувствовал, что снова становится байкером – по мере того как приближался к родному городу.

В Москве он байкером не был – потому что его «ижачок» не был байком. Техника, достойно выглядевшая в Серпухове, в Москве смотрелась… Как бы это сказать? Если откровенно – то убого, но Кстин не мог даже мысленно произнести это слово, уж слишком жестоко это было бы по отношению к верному и безотказному мотоциклу.

Он чувствовал себя так, словно с любимой дворняжкой попал на выставку породистых собак, им – медали, а ему – короткие презрительные взгляды. Столица подавляла, она заставляла разевать рот и смотреть с глупой улыбкой по сторонам, за кольцевой автодорогой Россия заканчивалась, и начиналась – Москва.

Этот переход был настолько резким, что Кстину стало не по себе.

Он ощущал свою ущербность, но не хотел в ней признаваться. Гордость.

У него была какая-то жизнь, она худо-бедно складывалась, как он считал, в его пользу, но в Москве он почувствовал себя никем и даже ничем, огромный город словно прошелся по нему громадами своих многоэтажек, не оставив даже мокрого пятна.

Он ужасно хотел вписаться в столичный ландшафт, стать его частью, но понимал, что смотрится как печная труба на крыше шестисотого «Мерседеса». И его это злило.

Во вторник, расставшись со своим любезным мучителем в белом халате, он поехал просто так, бесцельно. Точнее, сначала он хотел увидеть Останкинскую башню. Телевизионная игла была видна отовсюду, но примерно через полтора часа поисков у него сложилось впечатление, что она стоит на линии горизонта. Сколько бы он к ней ни приближался, она деликатно отодвигалась назад. Окончательно запутавшись, Кстин остановился и купил в ларьке бутылку кока-колы.

«Мне необходима глюкоза, иначе через пять минут я забуду, как меня зовут». Он выпил бутылку за один раз; шипучие пузырьки ударили в нос; он воровато огляделся и тихо рыгнул. Затем завел мотоцикл и поехал по какой-то улице. И… Наконец-то он почувствовал себя в своей тарелке: впереди стояла «десятка» со спущенным задним колесом, и невысокая женщина рядом с ней призывно поднимала руку. Кстин прибавил газу, но в следующее мгновение понял, что мог бы и не торопиться: почему-то никто не спешил помочь.

Он подъехал, заглушил двигатель, поставил мотоцикл на подножку и улыбнулся, получив в ответ недоверчивый взгляд.

– Давайте я вам помогу! – предложил Кстин.

Из машины вылез мальчик лет одиннадцати-двенадцати, очень похожий на женщину, и встал рядом с матерью.

Это было первой московской загадкой. В этом возрасте он сам просил у отца разрешения открутить какую-нибудь гайку, но мальчик, видимо, ни разу не держал в руках гаечного ключа. Кстин решил оставить свои замечания при себе.

Женщина еще раз осмотрела его – с головы до ног – и открыла багажник.

– Вот ключи и домкрат.

Он посмотрел на колесо и увидел, что один из болтов с «секретом».

– А где у вас… такая штучка? «Секретка», – спросил Кстин.

Первым порывом женщины было направиться к машине, она даже сделала пару шагов, но тут же остановилась.

– Валера! – сказала она. – Достань из бардачка «секретку», пожалуйста.

Это было второй московской загадкой.

Может, она не хотела оставлять его наедине с открытым багажником? Кстин украдкой осмотрел себя и понял, что выглядит он не очень-то солидно. Женщина же, напротив, была воплощением элегантности. Вроде бы на ней были надеты простые вещи, но почему-то Кстин сразу понял, что они очень дорогие. До сих пор для него верхом шика были длинные платья из ткани, напоминавшей портьеру, такие платья продавались на серпуховском вещевом рынке.

Было жарко, и он подумал снять куртку, но под ней была более чем затрапезная футболка, и Кстин остался париться в своей знаменитой «кожанке», которую сам перешил из старого отцовского пальто.

Он быстро ослабил болты, потом поднял машину на домкрат. Снял пробитое колесо и полез за запаской. Болты оказались слегка ржавыми; он подошел к мотоциклу, достал из отделения для ключей маленький тюбик с «Литолом» и быстро их смазал, после чего поставил запаску.

Вся операция заняла не больше трех минут, и он даже пожалел, что управился так быстро.

– Меня зовут Константин, а вас?

– Марина, – ему показалось, что женщина ответила с некоторой неохотой.

– У вас есть запасная камера? Хотите, я быстро поменяю?