Башня Медузы - [16]

— Бог-счастливчик, дающий удачу, — сказал Оуэн, потихоньку помянув древнего марионского божка. Говорят, что тот слышит шепот так же хорошо, как и громкие призывы. И, скользнув вниз по борту, Оуэн бесшумно, как выдра, погрузился в воду и уплыл прочь без единого всплеска.

— Бедняга не в своем уме, — сказал Ларр.

Никто не проронил ни слова.

Время шло. Туман стал понемногу рассеиваться. Солнце почти закатилось, и серое море теперь освещала низкая луна, висевшая в небе, как большая тусклая лампа.

— С ним покончено, — пробормотал Ларр, и глазки его вдруг плотоядно сверкнули в сторону Зельзы. Она ответила ему взглядом, в котором было больше холода, чем в море под килем. И вдруг она улыбнулась.

Голова Оуэна, мокрая, с прилипшими волосами, показалась за ограждением палубы. Сверкнула белозубая улыбка. Он зацепился топором за поручень и вылез на палубу.

— Клянусь богами, вода холодная, — улыбнулся он, отирая с бороды воду тыльной стороной ладони, — можно только посочувствовать этим беднягам.

Сквозь негустой туман от пиратского корабля доносились странные звуки: сначала это был вопль страха и злобы, затем проклятия. Послышался сильный всплеск и какой-то не вполне понятный, шум.

— Я прорубил у них дыру у носа, достаточно глубоко, чтобы образовалась приличная течь. — Оуэн ухмыльнулся. — А потом, когда они бегали и пускали стрелы в то, что они считали морским дьяволом, я проплыл вдоль судна и снова пустил в дело топор, на этот раз на корме. Слышите! Я ручаюсь, что они наполняются водой и с кормы, и с носа, а у них слишком много людей, чтобы оставаться на плаву… и к тому же слишком много награбленного добра.

Кайтай поднялся на ноги и неверно стоял, опираясь на перила.

— Они тонут, — спокойно заметил он. Затем взглянул вверх. — Возьми их себе, о небесный медведь.

— Больше похоже, что они попадут к морскому царю, — злобно рассмеялся Ларр. Теперь, когда опасность была позади, мужество вновь вернулось к нему.

Постепенно, порывами, возвращался и ветер. Парус зашумел, и корабль медленно пошел прежним курсом. Над темным морем повис отдаленный крик; затем все смолкло.

7

Трое мужчин сидели на корточках в тени, на полубаке. Чам нарезал овощи для рыбного супа, который он собирался готовить к ужину, — одному из матросов удалось наловить рыбы. Капитан Ларр сидел полузакрыв глаза и жевал свою излюбленную жвачку из наркотической травки, очень популярной у моряков. Рядом с ним сидел чернобородый матрос, который был известен просто под кличкой Нож и, по-видимому, не имел другого имени. Отсутствие у этого человека языка, очевидно, не позволяло ему назвать свое настоящее имя, даже если оно у него и было.

По-прежнему дул сильный западный ветер — матросам было практически нечего делать, хотя Ларр и старался все время занять их какими-нибудь работами на палубе или мелким ремонтом.

— Ты много бываешь в кормовой каюте, — сонно проронил Ларр и задвинул жвачку за щеку.

— А? — Чам поднял голову от своих овощей, и на лице его появилась бессмысленная улыбка. — Ах да, верно, я хожу в кормовую каюту, ношу господам их обеды и всякое другое…

— Ты видел, где они его держат? — спросил Ларр, по-прежнему не раскрывая глаз.

— Держат — что, сэр?

— Золото, — мягко отозвался Ларр, — или, может, карту сокровищ, или что-нибудь в этом роде. Ведь не ради же поручения какого-то колдуна пустились они в это безумное путешествие.

— Вы думаете, у них при себе много золота? — живо спросил Чам и показал остатки зубов в лисьей улыбке.

— Ты бы взглянул, кок, когда никто из них не видит. Они ведь не всегда бывают в каюте… — лениво предложил Ларр, — просто посмотри, где оно и — что это. Может, удастся заполучить оттуда кое-что и для горстки бедных морячков, таких, как мы с тобой… Самому мне трудно заглянуть в каюту: у меня там нет никакого прямого дела. И мне неохота, чтобы краснобородый размахивал передо мной своим проклятым топором, а желтолицый урод наслал на меня какого-нибудь дьявола. А чертовка — бесовски хороша, — но мне сдается, если ее раздразнить, она будет поопасней их обоих.

Чам кивал, потихоньку хихикая.

— Я постараюсь, сэр, — прошамкал он. — Но я только взгляну. Все, что вы сказали об этой троице, — правда, и мне бы не хотелось, чтобы они ополчились на нас. Но просто посмотреть, что у них… мне, может, и удастся.

Ларр хмыкнул:

— Попытайся, кок. И расскажи мне, что увидишь, ладно? И пусть это будет между нами. Здесь только мы и старина Нож, который никому ничего не сможет сказать. А? — Он шутливо ткнул Ножа под ребра. — И он не научился писать до того, как ему выдернули язык за то, что слишком много говорил, верно, Нож?

Чернобородый издал гортанный звук, выражающий согласие. Ларр откинулся назад и снова закрыл глаза, а Чам продолжал резать овощи. Только теперь глаза старого кока вспыхивали при каждом взмахе ножа.

Чам воплощал идеи сразу или никогда. Ему удалось осуществить свой замысел в тот же день, когда Оуэн, Кайтай и Зельза расположились отдохнуть на шканцах у мостика. Оуэн достал свою маленькую арфу и наигрывал какую-то ненавязчивую мелодию. Пел он не очень хорошо, но слушателей захватила старинная баллада, которую он помнил со времен детства и теперь пел негромко, на древнем языке марионцев. Зельза сидела и слушала, а Кайтай облокотился на перила палубы и смотрел в море.