Башня континуума - [24]

Потом его с головой захлестнула обычная рабочая рутина, и до восьми вечера у него не было ни минутки свободной. В половине девятого он приехал домой, вручил Терри букетик цветов и был нежно обнят и крепко поцелован. На ужин любимая жена подала куриные грудки на пару и шпинат — целое блюдо шпината.

— Шпинат очень полезен для здоровья, дорогой, — сказала Терри сиятельному супругу, глядя на него с почтением и обожанием. Хоть они и были женаты почти десять лет, муж не переставал повергать ее в почтительный трепет. — Но, если ты хочешь бифштекс, дорогой…

Дорогой страсть, как хотел бифштекс, а еще лучше — кусок свинины с кровью и, если бы он попросил — конечно, получил бы и мясо, и жареный картофель на гарнир, но, с другой стороны, Терри расстраивалась донельзя, видя мужа, беззаботно уплетающего за обе щеки жир, холестерин и токсины мертвых животных. Кит был еще не настолько стар и, тем более, не настолько толст, чтобы его волновала подобная ерунда, но не хотелось огорчать Терри. Никому в здравом уме не захотелось бы огорчать Терри. Она была такая маленькая, светловолосая и кареглазая, пугливая, как прелестный олененок.

— Что ты, дорогая, все очень вкусно, спасибо…

Давясь пресным шпинатом, он вкратце рассказал жене, как провел день.

— И? Сколько сегодня? — спросила Терри обреченно.

Кит показал на пальцах: два.

— Оба случая ранним утром. Их как раз успели убрать к тому времени, как я приехал в офис.

— Мне жаль, дорогой…

— Послепраздничный синдром. Рождественские каникулы закончились совсем недавно.

Кит не стал развивать тему самоубийств; это уже у него навязло в зубах.

— Ты помнишь, дорогая, Серафина пригласила нас на перфоманс .

— Разве это сегодня? — спросила Терри почему-то шепотом.

— Да.

— Серафина…

— Знаю.

— Кит, она мерзкая и противная, — шепотом сказала Терри.

— Да.

— Она наркоманка!

— Знаю, но все-таки она жена Ричарда, как-то неудобно.

— А я думала, мы с тобой сегодня побудем дома.

— Брось, Терри. Поболтаемся пару часиков в галерее, выпьем по стаканчику, поглазеем на знаменитостей, а знаменитости поглазеют на нас.

Было видно, что Терри очень не хочется никуда идти. Кит тоже не горел желанием украшать своей сиятельной особой перфоманс Серафины, но, во-первых, иногда следовало появляться на публике, чтобы не прослыть Эксцентричным Миллиардером-Отшельником (это тоже было плохо для бизнеса). Во-вторых, останься он дома, придется разговаривать с женой, а последнее время все их с Терри разговоры сводились к продолжению рода. Она хотела ребенка. Он не хотел ребенка. В-третьих… он еще не придумал, но, наверное, во-первых и во-вторых было вполне достаточно.

— Дорогой, ведь сегодня пятница…

— Вот именно, мы с тобой целую вечность никуда не выбирались. Ты не хочешь идти?

— Прости, Кит.

— Ничего. Я сам съезжу. Побуду пару часиков и уйду. Я закурю, ты не возражаешь?

Терри возражала, очень сильно возражала… а что делать!

— Помогает? — спросила Терри, с грустью и печалью вспомнив о Курсе Ободряющего Самовнушения. — Хоть чуточку, дорогой?

— Да. Помогает. Спасибо, дорогая.

— Если бы ты побывал в Музее Изящных Искусств, — укоризненно промолвила Терри, заподозрив мужа в обмане, — там есть зал, где хранятся… разные части человеческих тел. Там есть и легкие курильщика. Выглядят точь-в-точь, как печеный инжир. Ты представить не можешь, до чего ужасное зрелище…

Киту доводилось видеть зрелища стократ ужасней чьих-то заспиртованных в формалине внутренностей, но он счел это неподходящим аргументом. Покладисто затушил сигарету, поцеловал жену, поблагодарил за чудесный ужин, принял душ, переоделся и поехал на перфоманс .

На перфоманс в галерею к леди Милфорд слетелись, словно мухи на горшочек с медом, самые сливки богемных кругов столицы. Кит поздоровался со знакомыми, обсудил погоду и цены на бирже, вооружился стаканчиком и стал с безопасного отдаления наблюдать за бурным кипением светской жизни. Держался он скромно и неприметно, хотя, не кривя душой, мог сотню-другую раз с легкостью продать и купить всех присутствующих (и это не считая чудовищных абстрактных картин). Разве денег было жаль переводить на такую чепуху. Кит предпочитал тратить деньги с пользой.

Смакуя и прихлебывая, краем глаза он наблюдал за Серафиной, которую, признаться, на дух не переносил. Она была пухла, глупа, вздорна до предела, играла на арфе, и все это уже никуда не годилось, но гораздо хуже было другое. По неподдающимся осмыслению причинам Ричард совершенно потерял от нее голову. Из отличного парня, которого Кит знал долгие годы и любил, Торнтон вдруг превратился в сладкого папулечку.

Похоже, исключительно обязанность ходить на работу и общаться с взрослыми, разумными людьми уберегала Ричарда от бесповоротной, неизлечимой деградации. Ибо, допустим, сиятельный лорд Торнтон, здоровенный лось тридцати двух лет от роду, возвращался вечером с работы домой, голодный, усталый, злой, а навстречу миндальным облаком выплывала молодая женушка.

— Где мой ужин? — рычал Ричард, и от рыка его сотрясался потолок, и стены ходили ходуном. — Где моя выпивка? Скоты! По гнусным, виноватым мордам вижу: опять воровали мое столовое серебро! Убью! Где мой хлыст?!