Башни полуночи - [26]

Он повернул в сторону, где, возглавляя колонну, ехал Джори Конгар. Этот треклятый алый флаг с головой волка гордо развевался на шесте длиннее кавалерийского копья. Перрин открыл было рот, чтобы прикрикнуть на двуреченца, чтобы тот спустил флаг, но внезапно Фэйли перебила его.

- Да, в самом деле, - задумчиво молвила она. - Я раздумывала над этим последние несколько недель, и, каким бы странным это ни казалось, я считаю, что моё пленение могло быть именно тем, в чём мы нуждались. Мы оба.

Что? Перрин повернулся к ней, чувствуя исходящий от неё запах задумчивости. Она и впрямь верила в то, что говорила.

- Теперь, - сказала Фэйли, - нам нужно поговорить о…

- Разведчики возвращаются, - сказал он, возможно, более резко, чем намеревался. - Впереди айильцы.

Фэйли взглянула в ту сторону, куда он указывал, но, конечно же, она пока не могла ничего разглядеть. Однако она знала о его зрении. Одна из немногих, кто знал.

Сигнал прозвучал, как только остальные заметили приближающиеся по дороге три фигуры в кадин'сор. Девы, которых Перрин отправил на разведку. Две поспешили к Хранительницам Мудрости, а одна подбежала к Перрину.

- Там у дороги кое-что есть, Перрин Айбара, - сообщила женщина. Она пахла настороженно. Опасный знак. - Кое-что, что ты захочешь увидеть.

* * *

Галада разбудил звук шелеста полога шатра. Тут же его отбитый бок обожгла вспышка боли. Она отозвалась тупой болью в плече, левой руке и бедре - в ранах, полученных от Валды. Но всё это почти затмила сильная пульсирующая головная боль.

Он застонал и перекатился на спину. Вокруг было темно, в небе светились крохотные огоньки. Может, звёзды? Слишком долго всё было затянуто пеленой облаков.

Но нет. Что-то с ними было не так. В голове пульсировала боль, и пришлось несколько раз моргнуть, чтобы прогнать слёзы из уголков глаз. Эти звёзды казались слишком тусклыми, слишком далёкими. И не складывались ни в одно из знакомых созвездий. Куда это мог увезти его Асунава, что тут даже звёзды другие?

Немного собравшись с мыслями, он принялся осматриваться. Вокруг него был массивный спальный шатёр, специально сделанный так, чтобы даже днём внутри было темно. Огоньки наверху вовсе не были звёздами, это дневной свет пробивался через редкие крохотные дырочки в износившейся ткани шатра.

Галад по-прежнему был обнажён, и, осторожно ощупав лицо пальцами, он определил, что оно покрыто запёкшейся коркой крови. По всей видимости, она натекла из длинной раны на лбу. Если её не промыть в ближайшее время, она, скорей всего, воспалится. Лёжа на спине, он старался делать осторожные вдохи и выдохи. Если он делал слишком глубокий вдох, бок тут же принимался нестерпимо болеть.

Галад вовсе не боялся ни боли, ни смерти. Он сделал выбор, и тот был правильным. К сожалению, Галад вынужден был сохранить Вопрошающим власть, тех контролировали Шончан. Однако другого выхода не было. После того, как он попал в руки Асунаве.

Галад нисколько не злился на предавших его разведчиков. Вопрошающие обладали реальной властью среди Детей, и их лживые проповеди, без сомнения, были очень убедительны. А вот на кого он действительно был зол, так это на Асунаву, который взял истину и измарал её. Мир полон подобными ему людьми, но Дети должны быть другими.

Скоро за ним явятся Вопрошающие и с помощью своих крючьев и ножей покажут ему истинную цену спасения его сторонников. Принимая решение, он знал о ней. По-своему Галад победил, потому что наиболее верно воспользовался ситуацией.

Чтобы сделать следующий шаг к победе, нужно придерживаться на допросах истины и до последнего вздоха отрицать, что он Приспешник Тёмного. Это будет непросто, но это будет правильно.

Усилием воли он заставил себя сесть, борясь с ожидаемым приступом дурноты и слабости. Он осмотрелся получше. Его ноги были скованы цепью, прикреплённой к штырю, который был глубоко вбит в землю прямо сквозь нижний край холстины шатра.

На всякий случай он попробовал его вытащить. Он тянул так сильно, что мышцы отказались слушаться, и едва не потерял сознание. Когда Галад пришёл в себя, то переполз к боковине шатра. Длины цепи хватало, чтобы добраться до выхода. Он потянул за одну из матерчатых лент, которую использовали, чтобы закреплять полог наверху, и, поплевав на неё, методично оттёр с её помощью грязь и кровь с лица.

Умывание давало ему цель, заставляло двигаться и помогало забыть о боли. Он тщательно соскрёб засохшую кровь со щеки и носа. Это оказалось непросто; во рту пересохло. Чтобы добыть слюну, пришлось прикусить язык. Ленты были из более мягкого материала, а не холщовыми. От них пахло пылью.

Он выбрал кусок почище, плюнул на него и втер слюну в материю. Рана на голове, грязь на лице - всё это отметки победы Вопрошающих. Но он не оставит от них ни следа. Он направится на пытки с чистым лицом.

Снаружи были слышны выкрики. Люди готовились снять лагерь. Может, допрос отложат? Хотя вряд ли. На сборы всё равно уйдет несколько часов.

Продолжив оттирать грязь, Галад полностью испачкал обе завязки. Он использовал это занятие, словно некий ритуал - ритмичные движения позволяли сконцентрироваться и помедитировать. Головная боль исчезла совсем, а ушибы значили всё меньше.