Барышня-крестьянка - [9]

Медведь лизал лапу и ревел. Зрители добродушно смеялись, а Лиза и Настя пуще всех.

– А как, Михаил Потапыч, красные девицы белятся-румянятся, в зеркальце смотрятся, прихорашиваются?..

Медведь уселся, одной лапой стал тереть морду, а другой вертел перед собой…

В девичьей все были заняты делом: кто ткал, кто прял, кто шил, кто вязал. А кто и вышивал. В большой комнате было светло и уютно: в солнечных лучах плавали пылинки, горела лампадка пред иконой Богоматери, мирно постукивал ткацкий станок да журчали веретена. Девушки работали и пели – ладно, негромко и печально.

Вышла Дуня на дорогу,

Помолившись Богу.

Дуня плачет, завывает,

Друга провожает.

Друг поехал на чужбину,

Дальнюю сторонку,

Ох уж эта мне чужбина —

Горькая кручина!..

На чужбине молодицы,

Красные девицы,

Остаюся я младая

Горькою вдовицей.

Вспомяни меня младую,

Аль я приревную,

Вспомяни меня заочно,

Хоть и не нарочно.

Настя и Дунька трудились над нарядом для барышни. Одна обметывала ворот у рубахи, другая пришивала пуговки к сарафану.

Дверь тихонько приоткрылась, заглянула барышня, спросила кивком – ну как, готово ли?..

Настя и Дунька согласно кивнули в ответ.

Тогда Лизавета широко распахнула дверь и вошла решительно, по-хозяйски. Прошлась между девками, поглядывая строго – кто чего наработал, и вышла, на ходу еще раз покосившись на Настю и дав ей знак: жду, мол.

По уходу хозяйки Настя и Дунька скорехонько прикончили дело, перекусили нитки – и Настя на вытянутых руках вынесла сшитый синий сарафан и белую полотняную рубаху.

Не прекращая пения, девушки переглянулись улыбчиво – все-то они знали…

– …А ведь признайся, Настя, никогда еще не казалась я тебе так мила? – спросила Лиза, примеривая обнову перед зеркалом в своей светелке. – И почему я не родилась крестьянкою?!..

Она с удовольствием оглядела себя с головы до ног, потом низко поклонилась зеркалу, опустив руку до пола.

– Благодарствуйте, барин! – Выпрямилась и покачала головою: – Не пойму я, что вы говорите… – И сделала глупое лицо. – Я дочь Василья-кузнеца, из Прилучина, иду по грибы!.. Ну, как, Настя, похоже? – Лиза по-крестьянски закрылась рукавом.

Настя критически смотрела на барышню, скрестив руки на груди и подперев подбородок кулачком.

– Уж больно личико у вас… – Настя не могла подобрать слово, наконец, нашла. – Беленькое…

– А ты хочешь, чтоб оно черненьким было? Я, чай, не эфиоп!

Лиза рассмеялась и крутнулась перед зеркалом.

– Девка – и в туфлях! – фыркнула Настя. – Так не бывает.

Лиза задумалась на минуту – и сбросила туфельки.

– А босиком – бывает?

– Босиком бывает…

Прямо в белых нитяных чулочках Лиза сбежала вниз по лестнице, спорхнула с крыльца, пробежала несколько шагов по траве – и вдруг запрыгала, держась одной рукою за пятку.

– Ой, колется…

– Непривычны вы босиком, – подходя, сказала Настя. – Ножки нежные…

– Вели принести лапти, – приказала Лиза.

– Так по вашей ножке и не найти, больно мала, – засомневалась Настя.

– Тогда вели сплести! К утру чтобы были!.. – Лиза топнула необутой ножкой по земле, вновь вскрикнула от боли и схватилась за ногу.

Настя отломила веточку с куста, присела подле барышни и смерила веточкой ступню. Лишнее отломила.

…Весело помахивая веточкой-меркой, Настя бежала по тропинке вдоль берега. Река сверкала сквозь осоку, искрилась на перекатах. Змейкой струилась навстречу тропинка. Солнце мельтешило в листве. Настя жмурилась на бегу и чему-то улыбалась. На скрипучем мостке задержалась, глянула вниз. В прозрачной воде лениво шевелили хвостами голавли.

– Ужо я вас… – пообещала им Настя и сбежала с мостка, всполошив на мелководье белоснежных гусей. Они грозно зашипели вслед, но Настя уже скрылась за прибрежными кустами…

На лугу мирно паслись швейцарские коровы, позванивая своими колокольцами. Пастух Трофим, русый и кудрявый молодец, лежал навзничь в траве, запрокинув руки за голову, жевал травинку и смотрел в небо. Там захлебывался песней жаворонок.

– Трофи-и-им!.. – послышался крик Насти.

Пастух приподнялся на локте – вставать было лень – и с улыбкой поджидал девушку.

– Трофимушка!.. – Настя подбежала, запыхавшись, и села рядом. – Вот… – она протянула веточку и перевела дыхание, – надобно сплести пару лаптей по этой мерке.

– Изволь, – отвечал пастух, по-прежнему улыбаясь, – сплету тебе так, что любо-дорого… – Он разглядел веточку. – Кому ж это понадобились детские лапоточки?..

– Не твое дело, – отвечала Настя. – Не замешкай только работою, принеси к завтрашнему утру. Страсть как надо!..

– Дорого обойдется… – Трофим лукаво прищурил глаз.

– Откуплюсь, не то… – Настя тоже улыбалась, смотрела ему в глаза и не спешила вставать.

– За скорую работу вперед платят… – протянул Трофим – и вдруг обхватил Настю, повалил в траву и принялся целовать.

Лиза тоже проснулась, соскочила с кровати и подбежала к окну.

Весь дом еще спал.

За воротами заспанная Настя ожидала пастуха.

Все ближе и ближе играл рожок, и вот уже деревенское стадо потянулось мимо барского дома. Трофим, перестав играть, подошел к Насте, отдал ей маленькие пестрые лапти и получил полтину в награждение. Этого ему показалось мало, он потянулся обнять Настю, но та отмахнулась, с досадою указав на барские покои.