Баронесса, которой не было - [61]

Тали обдумывала услышанное. После войны она вернется домой. Они уже успели обсудить это с отцом. Но вот о воскрешении жениха и его нынешнем положении барон почему-то умолчал. Для соседей и домочадцев, тех, кто не знал о побеге баронессы из отчего дома, была придумана история о том, что девушку отправили в пансион, подальше от границы и связанных с неизбежной войной опасностей. Но Виллем-то знает правду, а значит, ее возвращение навлечет беду не только на нее, но и на отца.

Лицо девушки отражало все, что творилось у нее на душе, пальцы суетливо комкали скатерть, плечи подрагивали, будто от рыданий. У Дара сжалось сердце от ее вида. Он придвинул стул и обнял ее, пытаясь успокоить. Тали уткнулась ему в грудь, и все опасности жестокого мира остались далеко за пределами теплой и уютной комнаты. Ей было хорошо в его объятьях. Хорошо и спокойно. Пока он рядом, Виллем не властен над ней и не сможет причинить вреда. Никто не сможет. Она понимала, что небезразлична Дару. Безразличный не позаботился бы о ее отце. Как бы ни воспевал князь доблесть барона, не в доблести дело. Сохраненная жизнь – уже достаточная награда. Но Дар сделал намного больше. О ней, о Тали, он тоже позаботился. Не сам же Ванок догадался отвезти ее в Родгард и скрыть от любопытных глаз за высокими стенами монастыря.

Тали любила Дара. Любовь дополнялась благодарностью. Девушка хотела, чтобы он принял ее любовь, ее благодарность и ее желание, которое от его близости разгоралось все сильнее, туманя разум. Но Дар не пытался воспользоваться моментом. Казалось, ему достаточно простых, до смешного целомудренных объятий. Словно это не он когда-то склонял ее к греховной связи, а она навязывала ему себя.

Объятия затянулись. Дар разорвал их и неожиданно поднялся.

– Я расстроил и утомил тебя разговорами. А ты, наверное, устала. Доброй ночи, Тали. Увидимся завтра.

Он наклонился поцеловать ей руку, и она, вопреки правилам приличия, кинулась к нему, прижалась всем телом. Дар заледенел, сжал ее плечи, осторожно отодвинул от себя. Горячая волна стыда за свой поступок захлестнула девушку. Она чувствовала, как пылают щеки, и опустила лицо, боясь, что Дар заметит подступающие слезы. Мужчина взял ее за подбородок, вынуждая поднять голову, посмотреть в его глаза. Она видела борьбу, которую он ведет с собой, но не понимала почему, зачем.

– Дар, – прошептала нежно его имя.

Мужчина осторожно коснулся губами ее щеки.

– Не уходи. Останься.

От ее горячего шепота у Дара закружилась голова. Не он ли хотел, чтобы Тали была с ним? Принадлежала ему? И вот свершилось! Так что же вынуждает его отказаться от своих желаний? Слово, данное ее отцу. И не только.

Дар слишком долго ждал этой минуты и сейчас боялся, что не сможет сдержаться: напугает, причинит боль, навсегда оттолкнет, отвратит от себя.

На границе, в доме барона, в одном из шкафов письменного стола, он обнаружил медальон с ее портретом, списанным с картины, висевшей на стене. Он присвоил миниатюру, надеясь, что, если барон когда и обнаружит пропажу, заподозрит простых солдат, прельстившихся драгоценной безделушкой и нарушивших приказ не разграблять замок. Ночами, ворочаясь без сна на холодной земле, Дар подолгу рассматривал портрет, изучая линии лица, представляя, как целует мягкие, податливые губы, зарывается лицом в шелковистые волосы. Он помнил все ее черты и, казалось, мог нарисовать с закрытыми глазами.

И вот Тали рядом, прижимается к нему. Находится во власти того же наваждения, что и он. Что это, как не наваждение? Она слишком молода, не разбирается в людях, в жизни. Готова поступиться принципами, которые так яростно защищала в лесной приграничной избе. Но что происходит с ним? В Родгарде способов снять напряжение в избытке. Он уже не в гарнизоне, где Тали выгодно отличалась от остальных обитательниц. Дар не понимал, почему мысли о ней не покидают его. Его никогда не прельщали юные девы. Слишком хлопотное и рискованное дело. Он предпочитал опытных женщин ненамного младше себя. Именно таких Дар выбирал на роль любовниц, не опасаясь обжечься и обжечь. Рассудительных и ненавязчивых. Таких, с которыми можно расстаться легко, без лишних драм. Но сейчас, он сознавал, выходило по-другому. Не так, как он привык. Выходило, как он когда-то хотел, но все же не совсем так. Он чувствовал неотвратимую силу рока, затягивающую его в водоворот, из которого не вырваться без потерь. И понимал, что у него не хватает воли сопротивляться этой силе.

– Тали, я не могу, – с нескрываемой горечью сказал Дар. – Я обещал твоему отцу, что не обижу тебя, но видят боги, как тяжело дается мне мое слово.

– Нет, не уходи, не сейчас! – Тали обхватила его руками, впилась пальцами в плотную ткань мундира. – Я так давно ждала тебя. Не отталкивай меня, пожалуйста!

Наконец-то он был рядом. Наконец ничто не разделяло их, кроме несвоевременно проснувшегося в Даре чувства долга. Какое ей дело до тех обещаний, которые он раздавал ее отцу. Она при этом не присутствовала, ее мнение в расчет не бралось.

Сейчас сквозь несколько слоев ткани Тали чувствовала жар его тела. Его руки сжимали ее плечи, сминали волю, заставляя позабыть обо всех условностях. Дар настороженно смотрел на нее, словно просил остановиться. Как будто это в ее силах! Сколько бессонных ночей она мечтала о том, как проведет губами по его коже, пробуя ее на вкус, хмелея от ее запаха, запустит пальцы в отросшие светлые волосы, покроет поцелуями каждый сантиметр крепкого, покрытого шрамами тела, изучая, запоминая его на всю оставшуюся жизнь. Тоска по Дару сводила Тали с ума, отодвигая на задний план все происходившее с ней в последнее время. Живя в Родгарде, вдали от него, она ни на миг не забывала о нем. Ей казалось, она любила его всегда, сколько себя помнила, и даже задолго до этого. До их первой малоприятной встречи, до его первого благородного поступка, до первого ласкового слова. Все время, прожитое до знакомства с ним, она ждала его. Каждый день. Каждую минуту. Его и никого другого.