Барон. В плену твоих чар - [40]

Потому что этого хотел его отец, и хотел страстно. Уилл никогда не забудет тот день, когда сбежал от учителей в парк, чтобы поиграть там со щенком. В восемь лет ему было гораздо интереснее резвиться на улице, чем учить таблицу умножения. Когда же мальчика разоблачили, отец орал на него целый час. «Бога ради, ты же Слоан, а не уличный оборванец без обязанностей и будущего! При полном отсутствии дисциплины ты никогда не достигнешь и половины того, чего достиг я!»

Все дальнейшие действия Уилл совершал, руководствуясь этими словами. Воспитывал Лиззи. Строил бизнес. Увеличивал свою собственность. Добивался политического влияния…

Но он не мог объяснить всего этого Эйве и потому ограничился полуправдой:

– Мы с Беннеттом можем обеспечить необходимую расстановку политических сил. Если бы мы произнесли сегодня свои речи, я доказал бы слушателям, что нам под силу помочь людям.

– Ну хорошо. Но, победите вы или проиграете, вы лично никогда не будете страдать от недостатка самоуверенности – это уж точно.

– Мы победим. И когда это произойдет, Беннетт переедет в Олбани. Если вы не планируете перебраться туда следом за ним, вам лучше как можно скорее перестать видеться с Джоном.

– Он поймет, почему я не могу переехать – по крайней мере, в Олбани.

– Вы хотите сказать, что намерены уехать куда-то в другое место?

Эйва заерзала на месте и посмотрела в окно; ее лицо стало задумчивым, почти печальным. Уилл очень мало знал о ней и жадно хватался за любой намек, любой обрывок информации, которым она готова была с ним поделиться. Эта женщина была для него тайной – дразнящей, прекрасной, восхитительной тайной.

– Эйва, расскажите мне об этом.

– Вы будете смеяться, но еще до конца года я надеюсь купить одну из ферм на севере штата. И тогда я смогу увезти из Нью-Йорка братьев и сестру.

Уилл не мог себе представить, как она занимается сельским хозяйством – впрочем, он не мог представить и того, что через несколько месяцев она уедет. Все его существо вдруг восстало против этой идеи – с неистовством, которое шокировало его самого. Мужчина судорожно сглотнул.

– У фермеров нелегкая жизнь. Длинный рабочий день, тяжелый труд… и к тому же они зависят от земли и погоды.

– То же самое говорит Том. Ему не хочется покидать Нью-Йорк.

– Тогда зачем вам уезжать?

Женщина плотно сжала губы и слегка мотнула головой. Но Уилл не отставал.

– Прошу вас, Эйва! Должна же быть какая-то причина.

Она тяжело вздохнула.

– У моего младшего брата слабое здоровье.

– Это тот, который торгует газетами?

– Да. Он всегда часто болел, но теперь у него случаются приступы, и тогда он задыхается, как будто не может набрать в легкие достаточно воздуха. И еще руки Мэри… – Эйва понурилась и посмотрела на свои пальцы. – Они болят у нее из-за того, что она целыми днями шьет. Я хочу обеспечить своей семье лучшую жизнь, простор и много свежего воздуха.

– И вы думаете, что на ферме вам будет легче? Вы обманываете себя. Том прекрасно устроен, и я питаю в отношении него большие надежды. Переезд всей семьи может оказаться поспешным и опрометчивым решением.

– Это слова человека, которому было дано все с самого начала. Сколько еще нам бороться за выживание? Я могу хоть что-то изменить.

Уиллу не хотелось с ней спорить – тем более что решение принимать все равно ей. Кто он такой, чтобы давать советы этой женщине?

– Мне знакомо желание защитить своих близких. На мне с шестнадцати лет лежала ответственность за младшую сестру.

– Лежала?

– Недавно она вышла замуж.

– По выражению вашего лица я догадываюсь, что вы не в восторге от ее выбора.

Уилл сунул руки в карманы брюк и задумался, как бы поточнее описать свои чувства к Эмметту Кавано.

– Он… он ее не стóит.

– Из-за того, что дурно с ней обращается?

– Нет! Господи, нет! Если бы он посмел ударить мою сестру, я бы убил его.

– Значит, он беден. В этом все дело?

– Нет. Он богаче, чем бóльшая часть жителей Нью-Йорка, включая меня самого.

– Тогда я, должно быть, что-то пропустила. Он что, курит опиум? Беспробудно пьет? Каким-то образом ограничивает независимость вашей сестры?

Из горла Уилла вырвался короткий сухой смешок.

– Нет, определенно нет. Напротив, он постоянно потакает ее прихотям. Даже профинансировал ее инвестиционную фирму.

Эйва удивленно подняла брови и скрестила руки на груди.

– Послушать вас, так он просто идеален. Если вы добавите, что ваш зять хорош собой, мне останется только от отчаяния прыгнуть с Бруклинского моста.

– Он неотесанный болван.

В глубине зрачков Эйвы вспыхнул странный свет, та самая искра проницательности, которая заставляла Уилла избегать ее взгляда.

– Кажется, я наконец поняла. Вы сказали, что он недостоин вашей сестры, а это означает, что он не относится к элите. В его жилах не течет голубая кровь. Я права?

Уилл стиснул зубы. Ему не хотелось говорить – по крайней мере, ей, – что Эмметт Кавано не их круга, что он не принадлежит к числу людей, которые понимают и хранят истинные ценности этого города: устоявшиеся правила, традиции…

– Ох, дорогой вы мой, – сказала Эйва, прерывая его мысли. – И как живется там, в вашей высокой башне, на вершине мира? Держу пари, вы чувствуете себя одиноким, а ожидания и разочарования тянут вас вниз.