Барон Серж де Сангре. Книга 1 - [2]

Не без труда открывшаяся дверь, ужа давно не видевшая масла на своих петлях, открывает доступ в самую старую часть Замка. Когда-то величественный портал со стрельчатым сводом, разделенный на шесть частей голубоватого, с золотистыми прожилками гранита и ключевым камнем в точке их пересечения, на котором повторяется, сохранившийся, чуть лучше, чем над входной дверью герб, встречает гостя полумраком и всепроникающей сыростью. На верхний этаж Замка, ведет широкая каменная лестница с точеными деревянными перилами. По стенам вдоль нее еще видны останки родовых портретов владельца Замка. Некоторые из них уже давно лишились своих рам, другие пока еще висят в обрамлении почерневших, пропитанных плесенью конструкций. Из-за выцветших и пожухлых красок древние воины и рыцари, строгие матроны и прекрасные девушки, сейчас напоминают вампиров и ламий, пугая бледностью своей кожи и яркими сочными, красными губами, больше напоминающими оскалы вурдалаков, чем улыбки. Некоторые портреты из-за покрывавшей их плесени, приобрели окраску разлагающейся плоти, делая их еще более жуткими и зловещими на вид. На третьем этаже, парадная лестница плавно переходит в широкий коридор, посреди которого возвышаются высокие, перекошенные двери, ведущие в и большую залу, которая, вероятно, в стародавние времена выполняла роль столовой. Но было это так давно, что даже они сами не помнят, когда их открывали в последний раз. От столовой, в обе стороны, расходится ряд дверей поменьше, господские и гостевые комнаты. Так же уже давно не распахивающихся, чтобы принять гостей или дать отдых своим хозяевам. Только из-под самых дальних, скорее всего, когда-то ведущих в комнату прислуги, выбиваются неровные отблески горящего камина, неспособного обогреть даже эту небольшую комнату.

В углу комнаты, на широкой кровати, с колонками и парчовыми занавесками, застеленной старым и грязным постельным бельем, лежит худой и истощённый мальчик. Его застывшая под покрывалом фигура, заостренный нос, костлявые скулы, сложенные руки и вытянутые ноги, делали его похожим на скульптуру на крышках гробниц. Хотя, скорее, все же юноша, лет пятнадцати, может шестнадцати. Тонкий пушок уже покрыл его верхнюю губу и вьется на подбородке и впалых щеках. Дыхание юноши, редкое и какое-то поверхностное, под тонкими веками не заметно никакого движения глазных яблок. Тонкие руки и ноги, впалая грудь, могут служить подтверждением того, что юноша уже несколько лет не встает со своего скорбного одра. Тусклый свет, проникающий через одно из не заколоченных фасадных окон, превращал комнату в зловещую обитель, где вечным сном спит заколдованная принцесса, а в нашем случае, юный принц.

Рядом с кроватью, на стуле, опустив голову на когда-то могучие руки, пристроился крупный мужчина. Если бы не иногда мелькающие в его глазах искорки, можно было бы подумать, что он умалишённый, настолько грязным и опустившимся он кажется. Седые длинные лохмы, давно не стриженые усы и борода, почти полностью скрывают его лицо. Редкие отблески пламени изредка освещали его лицо, которое было выдублено временем, солнцем, ветром и непогодой, став грубее и темнее чем у Закатных орков. Мужчина изредка поправляет покрывало, заботливо подтыкая его под истощённое тело юноши и иногда прикладывается к большой глиняной кружке, над которой вьется парок, пытаясь согреться. На первый взгляд, мужчина стар, очень стар, лет семьдесят, а то и все восемьдесят, но если приглядеться, то становится видно, что вряд ли он перешагнул сорокалетний рубеж. А его морщины и выцветшие глаза свидетельствуют только о том, что этому человеку пришлось слишком много пережить, слишком много вынести на своих широких плечах и жить дальше у него просто не осталось никаких сил, а держит его на этом Свете только Долг и… и жажда мщенья. Страх и ненависть поселились в его душе, они и не дают ему покинуть этот Мир, хотя сил жить уже и не осталось.

Чахлый огонь камина, желтыми языками лизал немногочисленные поленья, время от времени доставая бока небольшого чугунного котелка, нацепленного на крюк. Свет вечернего зарева, проникающий через широкую трубу, заставлял языки пламени светиться мрачным кровавым светом, заставляя его, как будто, коченеть в этом холодном камине. Постепенно нагреваясь, варево в котелке наконец забурлила и котелок закашлял, захрипел, как человек страдающий одышкой. Мужчина, сидевший на стуле, тяжело и грузно поднялся. Подбросил в камин несколько корявых поленьев, от чего огонь весело взвился вверх под красочную перестрелку искр, мужчина снял котелок с крюка и с кряхтением начал наполнять отваром, сначала высокий чеканный кубок, вылив, затем, остатки в свою кружку. Приподняв голову юноши, мужчина начал буквально по капле вливать ему в рот отвар из кубка, от чего лицо молодого человека на короткий срок приобретало слегка розоватый оттенок, но эффект от зелья был очень кратковременным и особого результата не приносил. Мужчина обреченно вздохнул и занял свой пост на стуле, опустив голову на скрещенные руки и казалось, забылся беспокойным сном.

Тем временем ночь уже надвинулась на Ойкумену и густые тени скопились в углах комнаты. Последние искры из камина, раздувал шквалистый ветер, бросая мрачные блики на обитателей комнаты. От семьи, некогда могущественной и богатой остались только эти два ее представителя, молодой старик и юный труп. На какое-то время мужчина встрепенулся, разжег масляный светильник и опять погрузился в свое обычное состояние угрюмой меланхолии.