Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность - [5]

Год жизни Коли в Новгороде, в доме отца, окончательно убедил последнего в невозможности дальнейшего пребывания мальчика под своим кровом, и он отправил его в Лифляндскую губернию, в город Верро, где очень славилось в то время учебное заведение Крюммера. Корф-отец умер в 1847 году. Таким образом, Н. А. Корф остался круглым сиротою тринадцати лет, проведя притом все свое детство, начиная с 6-летнего возраста, в скитальчестве по разным городам и весям России, но вынеся, однако, из этого целостное и сильное впечатление русского воспитания.

Глава II. Школьные годы

Учебное заведение Крюммера; его особенности и влияние. – Неожиданный переезд в Петербург. – Резкий переход в образовательно-воспитательном отношении. – Пансион А. Я. Филиппова и личность директора. – Влияние последнего на барона Н. А. Корфа.

Школьная пора барона Н. А. Корфа протекла при таких же резких переходах, как и раннее его детство. На десятом году жизни он очутился в истинно немецком учебном заведении Крюммера, где все преподавание велось на немецком языке, где разговорным языком был только немецкий, где весь склад жизни не только учебного заведения, но и города не имел в себе ничего русского, служил точною копией германского быта.

Как ни крут был такой перелом в жизни десятилетнего мальчика, но под влиянием неблагоприятных впечатлений, оставленных в нем временем, проведенным в Москве и Новгороде, его не тянуло в отцовский дом, в котором против воли отца он чувствовал излишние стеснения и гнет. Германизированный уголок с его привольем, ширью и отсутствием гнета более всего напоминал ему семейную школу Градовских (в Волчьем),– и мальчик быстро сжился с ним и полюбил его. Сам по себе Верро как незначительный городок, но очень благоустроенный, более походил на обширное село, чем на город, вполне благоприятствуя учащимся широко пользоваться всеми условиями сельского быта и летом, и зимой.

В ту пору в учебном заведении Крюммера находилось около ста воспитанников всех возрастов – от самого младшего, находившегося под женским присмотром, до так называемых «студентов» старшего класса, непосредственно переходивших в Дерптский университет, из которых каждый имел отдельную комнату и жил совершенно самостоятельно. Такая многочисленность и разношерстность состава заведения не помешала, однако, последнему удержать семейное начало. Барон Н. А. Корф удостоверяет в своих «Записках», что в учебном заведении Крюммера он «чувствовал себя в семье… Я чувствовал себя дома, под влиянием близких мне людей, и в классной комнате главного корпуса, и в обширнейшей зале его за обедом, и там же во время воскресной молитвы, совершавшейся самим директором, при полном сборе воспитанников, под звуки органа». Такой же «теплый, семейный характер» имели и акты, происходившие в этом учебном заведении, и гимнастические праздники в огромном манеже при нем, и катанье на коньках через все озеро, примыкавшее к саду заведения, при участии учителей и дирекции. На всех этих празднествах и развлечениях присутствовали жена и дочери директора, знавшие по именам каждого из воспитанников всех возрастов.

Такая замечательная постановка дела в учебном заведении объясняется «прекрасным подбором преподавателей» и замечательной личностью директора Крюммера, которого барон Корф называет «едва ли не лучшим педагогом из всех, с которыми судьба сводила» его в детстве. Хорошо подготовленный дома по немецкому языку, Коля не только не отставал от других в прохождении учебного курса, но и настолько подвинулся вперед в знании и обладании немецким, что этот последний на всю жизнь остался как бы вторым родным его языком. Но, помимо успеха в науках, барон Корф обязан заведению Крюммера и кое-чем другим, что стоит даже выше знания. По личному признанию барона Корфа, в этом заведении «были заложены первые основы политического или гражданского» его развития.

Чувствуя себя в доброй, согласной, дружной семье, он вместе с тем по самому ходу и складу всей жизни заведения, во всех ее проявлениях, познавал и сознавал на каждом шагу, что существует общество, существуют права и обязанности, всеми уважаемые обычаи; что общество и отдельная личность вправе предъявлять друг другу взаимные требования.

«Все это,– говорит барон Корф, – я познал в микроскопическом мире товарищей, который имел, однако, свою организацию, сходную с буршеншафтами германских университетов. Не только фискальство, но и неуважение к женщине, угнетение слабого, обман, измена данному слову беспощадно карались судом товарищей. Директор и инспектор, равно как и все учителя воспитывали в нас чувство ответственности доверием к нам и предоставлением нам возможно полной свободы, а не попечениями сыскной полиции».

Эта разумная организация школьного общежития распространялась на весь режим учебного заведения, не исключая даже забав и игр, которые происходили при строгом соблюдении правил, установленных традициями заведения и свято охраняемых судом товарищей, имевшим право подвергать провинившегося даже исключению, признаваемому и начальством. Благодаря таким порядкам все формальное, показное было чуждо этому заведению, и жизнь его шла плавно, гармонично, без всяких отклонений. Какая бы то ни было, формалистика до такой степени была чужда духу этого заведения, что воспитанники его не имели даже понятия о том, что значит «ходить в парах». Появляясь на городских улицах не иначе как гурьбою, они, тем не менее, не производили впечатления чего-нибудь неприличного, а имели вид веселой приличной молодой компании, привыкшей свободно держать себя не в ущерб достоинству.