Барон и рыбы - [67]

Ни одному истинному ихтиологу и в голову не придет недооценить решимость барона и предположить, что препятствие хоть на миг устрашило отважного ученого. Разумеется, он остановился и некоторое время смотрел на ревущую теснину, не трогаясь с места, но только затем, чтобы верно оценить грозящую опасность. И кто, хоть немного понимающий в душах преданных слуг, усомнится, что ставший пепельно-серым Пепи прислонился к скале рядом с бароном лишь в ожидании знака своего господина, чтобы броситься в разверзшийся перед ним ад. Когда с осмотрительностью и сноровкой бывалого скалолаза барон двинулся вперед, Пепи ни на шаг не отставал от него.

В лицо бил ледяной ветер. К несчастью, через две сотни метров скользкие бревна обвалились, и только веревка была опорой до следующего более-менее надежного места. Барон молча вынул из рюкзака веревку, и они с Пепи обвязались ею. Потом он знаком показал слуге, что тот должен крепко уцепиться за уступ, до которого они добрались, и пополз над пропастью, перехватывая руками веревку и крепко упираясь ногами в скалу. Только вновь обретя опору и привязав веревку к железному крюку, он позволил Пепи последовать за собой. На уступе, вокруг которого диким водоворотом крутилась вода, они немного отдохнули. Здесь тропа кончалась, но зато и самый опасный участок пути тоже был позади. Вдоль ручья высились из воды низвергнутые разгулом стихий огромные камни, но не чаще, чем на расстоянии прыжка друг от друга. И так до конца пропасти. Определенные трудности готовил и водопад, за которым можно было предположить более широкий берег и нормальную тропу. Но с ним блистательно справился Пепи. С ловкостью ковбоя или индейца, чему он был обязан длинной череде своих чернокожих предков, он сделал из веревки лассо и мастерски набросил петлю на возвышавшуюся над ними скалу, так что им без особого труда удалось взобраться наверх.

Котловина, в которую они затем спустились, была почти круглой, как воронка от чудовищного снаряда. Стекающая с окружающих ее гор и ледников вода собралась в маленькое озерцо. На берегу виднелись, словно опаленные, остовы тощих елей, некоторые из них уже упали в озеро, и из воды торчали черные гнилые сучья.

— Итак, мы здесь, — произнес барон, переведя дух.

— А где же пещера?

Он поднес к глазам цейссовский бинокль и осмотрел стены котловины.

— Г-н барон, там откуда-то дым идет! — возбужденно закричал Пепи, указывая на берег, где над водой стелилась белая дымка.

— Это не дым, а пар. Тем лучше! Ведь в пещерах Терпуэло — истоки горячих ключей, а если теплая вода в холодное озе… О, гляди-ка, Пепи!

Недалеко от того места, где поднимался пар, у подножия величественной стены виднелось огромное каменное ухо. По мочке стекала тоненькая струйка, теряясь в камнепаде.

— Наверняка там! И с картой почти совпадает. Ну разве не похоже на ухо? Дотуда мы еще продержимся.

Двумя часами позже намеченного срока они перевалили через край уха в обширный грот. Снаружи в котловине уже темнело. Наступил вечер. Барон исследовал темный ручеек, пахнувший незнакомо, но приятно, вплоть до темного хода. Он посветил туда фонарем, но конца не увидел. Вечная ночь горы поглотила тонкий лучик, даже не заметив его. Когда Пепи проорал несколько распространенных среди туристов фраз, не откликнулось даже эхо. Подземную часть экспедиции отложили на завтра. Лагерь разбили в гроте между двумя выступами скалы. Пепи набрал в камнепаде сухих веток, развел веселый костерок и установил над ним складной таганок. В разделенном на две части котелке — изобретение Симона, изготовленное по заказу барона одним ловким жестянщиком в Пантикозе — одновременно варились шиповниковый чай и сосиски, благовонная вода пещер Терпуэло придала им слегка парфюмерный, но не противный привкус.

Барон вытянулся на мягком одеяле и при свете колеблющегося пламени вел записи в дневнике. Иногда он поглядывал поверх тлеющей сигары на вход в пещеру. Мерещится ли ему, или он на самом деле слышит нежные звуки? Сквозь треск и шипение дров из пещеры, казалось, доносился протяжный серебристый звук.

— Пепи, — негромко окликнул барон слугу, который как раз вытаскивал из кипящей воды сосиски. — Поди сюда! Только тихо!

Пепи выкатил фарфоровые белки и прочистил мизинцем правое ухо. Потом он в сладостном ожидании уселся поудобнее, как слушатель на изысканнейшем концерте, с видом знатока вытянул губы трубочкой и беззвучно забарабанил пальцами по колену, отбивая такт ногой.

— Черт возьми, — произнес он с пониманием, — если это рыбы поют, так шляпы долой. Та-тааа… ту-ту-ту та-та-ти… да это же почти Верди^{118}. Не может быть, чтобы это рыба! Может, там кто-то спрятался и на чем-то играет? Мне кажется, г-н барон, что на гобое.

— А почему уж тогда не на бомбардоне^{119} или на цитре? Это же абсурд — думать, что там кто-то сидит и играет! Меня гораздо более беспокоит мысль, что этот феномен есть не что иное, как случайные гармонические колебания, производимые дующим в коридорах ветром!

— Ну да, г-н барон! Огромный зал, полным-полно прекраснейших сталактитов, и ветер играет на них, как на огромных трубах, — настоящий каменный орган! Мы с цирком были однажды в Постойне, там тоже такое было, и пещера называлась «Зал Брукнера»