Барнаша - [212]
Все сказанное подтверждает важную мысль: хорошее и ужасное являются ничем иным, как двумя полюсами одного и того же….
Убив Иисуса, я прекратил бы и свою жизнь на земле, ибо Он и я — те самые два полюса одного и того же. Мы не можем существовать поодиночке. Свет не бывает без тьмы. Тьма нуждается в свете.
Я, Ормус, тот, кто знает. Он, Иисус, — тот, кто знает все остальное. Нам не жить друг без друга. А я, несмотря на свою мудрость, вопреки этой мудрости, очень хочу жить…
81. Исход Ормуса
Храмы, построенные людьми во имя богов, вне зависимости от религии, страны или народа, чем-то похожи друг на друга. Они обычно величественны, поражают размерами, убранством. Попадая под их своды, простой человек не один, а великое множество раз ощущает себя крохотным и ничтожным. А если при этом он станет свидетелем религиозного праздника, подвергнется воздействию молитвы, которой предаются тысячи людей, обогреется теплом свечей, в сиянии которых роскошь храма кажется просто неземной, то почти непременно испытает экстаз. Вернуться после этого к себе с осознанием, что человек велик сам по себе, простой, обычный человек, — невозможно. Тщетно убеждать уверовавшего в том, что великие пирамиды построены руками простых крестьян, что блестящие архитектурные проекты церквей и мечетей сделаны выдающимися, часто забытыми строителями. Неважно, что стены храмов расписаны художниками, скульптуры рождены гением ваятелей, родом из своих же городов, сёл, деревень. Или привезённых, — насильно ли, добровольно ли, — иноземцев… Они тоже рождены людьми, иноземцы, их талант — того же корня. Все это уже неважно для уверовавшего. Порабощенный мозг человека не в силах отринуть величие, недоступность, могущество божества.
Ормус был воспитан великой религией, одной из первых, глубинных, восходящих к детству человечества. Его религии с её тысячелетним опытом предстояло стать основой для множества других, пришедших много позже. Он знал силу воздействия на человека храмов, религиозных церемоний, таинств. Он постиг самую суть людей, бывших слугами богов, неважно при этом, как их называли — жрецами, левитами, священниками… Он был убеждён, что неизбежны в храмах, помимо их размеров, другие особенности. Подземелья, переходы, потайные комнаты и прочие секреты. Они предназначены для сокрытия сокровищ, собранных на протяжении столетий, порой тысячелетий, для укрытия от врагов, пытающихся этими сокровищами овладеть, для спасения жизней, чаще слуг господних, но, справедливости ради, надо сказать, иногда и других, не менее ценных жизней. Для тайных встреч, не предназначенных для посторонних ушей переговоров. Наконец, для самого важного, необходимого дела, без которого религия не может возрождаться в душах и продлеваться — для производства чудес. Они не были нужны самому Ормусу для ощущения присутствия Бога — его религиозное чувство зиждилось на другом, более высоком принципе. Но он признавал полезность чудес для убеждения иных, проще устроенных человеческих особей. Огонь, вспыхивающий сам по себе, без очевидного вмешательства человеческих рук, заплакавшая статуя бога, ладья Амона, повернувшая вспять, от одного претендента на престол к другому…
Сегодня у Ормуса была назначена важная встреча, встреча лицом к лицу с Хананом. Впрочем, сам первосвященник об этом ещё не догадывался.
Более двух лет назад, сразу после покушения на него людей Ханана, Ормус стал искать входы в лабиринты, расположенные под Храмом. Долина царей и цариц всё ещё жила в его памяти, больше того — в его крови. Её наука не пропала даром, и Ормус нашёл довольно просто сначала один из нескольких входов в подземелья Храма, затем — другие. Он не зажигал факелов, не делал пометок на стенах или на полу. Он счёл это ниже своего достоинства. Ормус наслаждался игрой, в которой равных ему не было. Он брал с собой моток веревки, и, двигаясь по лабиринту, связывал её в узлы. Человеку посвященному сотканная им странная пряжа без слов рассказала бы, куда следует идти, на какое расстояние, где необходимо свернуть. Так был составлен план лабиринта. Вскоре без особого напряжения Ормус мог передвигаться по подземной части города и Храма.
Ему доставляло удовольствие пугать жрецов и левитов зловещими звуками из-за угла. Возникать на пути призраком. Не один верный слуга Господа в ужасе бросался от него по коридорам. Он знал, что положил начало легенде, позорящей учение саддукеев, не признававших загробного мира и жизни после смерти. Легенде о призраке Ирода Великого, вложившего в строительство Храма всю душу и немало денег. При жизни царь не мог побродить по выстроенному им великолепному зданию. Теперь он мстил потомкам верных господних слуг. Ормус похихикивал над громким, но лицемерным возмущением Ханана подобными выдумками. Он готовился предстать перед Хананом сам. Он мечтал встретиться лицом к лицу с ужасом Ханана.
Хотя последнее обстоятельство вызывало некоторое сомнение. Ещё в Александрии Ормуса предупреждали — его ждёт достойный соперник. Ханан — человек, обладающий смертельной хваткой зухоса, его напугать сложно. Ормус же предполагал — как многие жестокие люди, первосвященник очень суеверен, этим стоит воспользоваться. Он более суеверен, нежели верит в Бога. Услужливый рассудок жестокого всегда найдёт оправдание для истребления врага или причинения зла. А это означает — найдёт повод для вызова Сатаны. И будет защищаться от того же Сатаны — заговорами, амулетами, магией. Суеверие, пришедшее к нам из глубины веков, из времени, когда ещё не было даже зачатков религии, когда первобытная магия заменяла веру, осталось с нами навсегда. Там, где вера неглубока, пышным цветом расцветает суеверие.
Если Вы полагаете, что герой этой книги настоящее чудовище, которое казнит без разбора правых и виноватых, время проводит в бесконечных оргиях, устраивает своему любимому коню Быстроногому великолепную конюшню непосредственно в Сенате, то Вы ошибаетесь.Это означает лишь, что Вы неплохо знакомы с официальной историографией. Читали книги, смотрели фильмы о третьем императоре Рима, Гае Августе Цезаре Германике. И имеете о нем свое представление; с нашей точки зрения, глубоко неверное.Авторы романа «Калигула», Фурсин О.П., Какабадзе М.О., приносят Вам свои искренние извинения.
Русская сказка из жизни конца первой половины 19 века. Сказка для взрослых, с философским подтекстом в доступном нам объеме.
Понтий Пилат, первосвященники Анна и Каиафа, гонители Христа — читатель, тебе знакомы эти имена, не правда ли? И Ирод Великий, и внучка его, Иродиада. А Саломея все еще танцует в твоем воображении роковой танец страсти и смерти…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творчество Владимира Бараева связано с декабристской темой. Ом родился на Ангаре, вырос в Забайкалье, на Селенге, где долгие годы жили на поселении братья Бестужевы, и много лот посвятил поиску их потомков; материалы этих поисков публиковались во многих журналах, в местных газетах.Повесть «Высоких мыслей достоянье» посвящена декабристу Михаилу Бестужеву (1800–1871), члену Северного общества, участнику восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Действие развивастся в двух временных пластах: прошлое героя (в основном события 14 декабря 1825 года) и его настоящее (Сибирь, 1857–1858 годы).
Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
Как детский писатель искоренял преступность, что делать с неверными жёнами, как разогнать толпу, изнурённую сенсорным голодом и многое другое.