Барк «Жемчужный» - [22]

К ярко горящим сигнальным кострам лётной площадки пришли друзья Эммы, пионеры Северного Сияния.

— Счастливо, Эмма! — со всех сторон послышались голоса.

— Скорей возвращайся!

— И не растай, как льдинка!

— Нет, не растаю!

Эмма подумала, что люди, покидающие родину, берут с собой горсть земли. Но земли не было. Все лежало под снегом. Тогда она вытащила из сумки флягу и стала заталкивать в нее снег, горсть за горстью.

— Эй, пассажирка, брось там баловаться! — крикнул один из летчиков.

Плотно завинтив флягу, Эмма взбежала на трап и махнула рукой.

Самолет доставил Эмму в Москву. Там, даже не успев осмотреть столицу, она пересела на другой самолет, и во Франции, в городе Шербуре, на третий.

Навстречу плыли серебристые облака. Внизу голубели воды. Порой самолет снижался и пролетал над портами, полными кораблей.

Бискай. Атлантика. Касабланка.

В Касабланке на аэродроме Эмму встретили двое: высокий плечистый старик и девушка с желтыми, широко расставленными глазами. Это был ее отец Поль Маршан и ее сестра Симона.

Старик обнял Эмму:

— Так вот какая ты, моя дочь… Симона, что же ты молчишь?

— Здравствуй, сестра, — хмуро произнесла Симона.

Все трое подошли к черной длинной машине. Симона села за руль, и не прошло четверти часа, как они остановились у ворот дома, обнесенного чугунной оградой. Они вошли в дом, и отец сказал Эмме:

— Здесь все твое.

При этих словах Симона поглядела на свою сестру с открытой неприязнью.

Воздух Касабланки был горяч, влажен, пах нефтью и терпкой пылью. К столу сели на открытой, затененной легким цветным полотном террасе. Фатима подала пряные и жирные блюда.

Эмма сидела рядом с отцом и украдкой к нему приглядывалась. Был он некрасив, худ. Руки его дрожали. Горе грубо расписалось на его лице. По-видимому, слишком дорого он заплатил за свое богатство.

Поль Маршан, в свою очередь, приглядывался к Эмме. Он видел, что девочка плохо переносит жару, она вся в поту, и сказал:

— Сегодня ты с Симоной отправишься к морю, на дачу. Там, под окнами дачи, протекает холодный ручей. Захватите с собой Фатиму и ее малыша.

— А ты разве останешься в Касабланке? — спросила Симона.

— Да, еще на день-два…

— Тогда разреши машину повести мне, — сказала Симона.

— Это далеко, триста километров.

— Я справлюсь.

— Ладно, но веди по новому шоссе. Старая дорога никуда не годится.

— Да, отец.

— А теперь — отдыхать!

Эмма и Фатима остались на террасе.

Марокканка, убирая со стола, продолжала смотреть на девочку. «Скверно придется ей, — снова подумала она. — Но стоит ли жалеть ее?.. Ведь она приехала из страны, откуда изгнали бога, а люди без бога злы и дерзки душой. Так говорят здесь, в султанской старой мечети… Нет, она, Фатима, не станет ее жалеть».

Убрав со стола, служанка поднялась к себе, в комнату для прислуги. Там ее ждал ребенок в бамбуковой колыбели — Ахмет, или Сын Месяца, как назвала его марокканка.

Жара усиливалась.

Фатима накормила ребенка, легла на диван и закрыла глаза. Ей приснилась река, прохладная и прозрачная. По реке на шхуне с серебряным парусом плывет сильный и красивый юноша… Это ее мальчик, Сын Месяца… На темном, словно отлитом из бронзы, лице женщины была радость.

Спала и Симона. Ей тоже приснился сон. Симоне снилось, будто отец выгнал ее из дома. Проснувшись в холодном поту, она сжала кулаки. Эта девчонка и вправду приехала, чтобы забрать у нее все, все… Она, Симона, останется нищей…

Эмма осталась одна на террасе. Неожиданно с океана потянуло ветром, и дышать стало легче. Она вышла во двор и долго ходила вокруг цветочной клумбы. На ней росли цветы: белые, красные и темновишневые. Их запах, то пряный и резкий, то нежный и вкрадчивый, опьянил ее. Ей вдруг захотелось петь, плясать, веселиться… «Здесь все твое», — вспомнились отцовские слова. Что же, пусть эти цветы будут ее. Все остальное не привлекало Эмму. Ни дом отца, ни удивительная мебель, ни дорогая машина. Напрасно отец манит ее своим богатством. Эмма улыбнулась. Ведь она и сама не бедная. У нее есть моторный кунгас, упряжка из десяти собак, а дома драгоценные меха. Могучие ледоколы взламывают для нее льды Арктики. Освобожденная из ледового плена вода полярных морей вскипает, ликует и золотится…

Эмма присела на садовую скамью и незаметно задремала. Ей приснилось Бакланье. Весна Арктики звала ее. А над головой девочки кружились жемчужные бабочки. Деревья протягивали ей свои ветки. «Я возьму вас с собой», — сказала им Эмма. Тяжелый золотой персик упал к ногам Эммы и разбудил ее. Она открыла глаза и увидела перед собой Симону.

— Собирайся, — сказала она и поглядела на младшую сестру с еще большей неприязнью.

Эмма поднялась, взяла свою сумку и села в машину.

Они пронеслись через большой оживленный город с площадями, окруженными пальмами. За городом их встретили апельсиновые рощи. А дальше дорога стала пустынной.

— Симона, отец тебе запретил ехать этой дорогой, — покачивая на руках малыша, напомнила Фатима.

— Она короче, — рассмеялась девушка. — К тому же можно гнать вовсю…

Марокканка неодобрительно покачала головой. «Хороша эта Симона… — подумала она. — Пляшет в ночном ресторане американские танцы и курит гашиш… А потом болеет, лежит с утра до вечера на диване и плачет… Все это от безделья. Души богатых людей гнилые… И сам Поль Маршан такой. Он ненавидит Симону. Он хочет сделать девочку с севера своей наследницей. Но это не любовь… Хозяин хочет замолить какие-то свои грехи… Эмма, по всему видно, не останется в Африке».