Бардадым – король черной масти - [21]

Шрифт
Интервал

Ехали молча. Устало позевывал милиционер, Максим Петрович хмурился, потихоньку поругивал свой радикулит: ведь надо же! Ни оттуда ни отсюда налетел, сковал, когда надо было действовать, а вот сейчас боль утихла совершенно, словно ее и не было, да уж поздно, быстро промелькнувшее время не вернешь… Кто бил Тоську? Безусловно, жирный, его рук дело. А этот цыпленок? Он поглядел на Валерку – тот сидел, прижавшись в угол, как испуганный звереныш, поглядывал исподлобья.

– Часто отец… этак-то бывает? – спросил Максим Петрович.

– Часто, – кивнул Валерка.

– Он что – верно такой знаменитый?

– А ну его! – с досадой сказал Валерка. – Трепач он…


На рассвете небо покрылось черными рваными облаками, и сразу как-то в одночасье повеяло холодной осенью, засентябрило. Сильный ветер поднялся, загремел железными листами неисправных кровель, погнул, растрепал сомлевшие от длительной раскаленной жары деревья бульваров и скверов, сорвал с веток отощавшие, полузасохшие листья и, яростно шипя, погнал их вместе с разным мусором по грязным, затоптанным тротуарам. И так внезапно, так вдруг случился такой крутой поворот в погоде, что казалось, будто сама природа возмутилась и гневно и решительно восстала против тех грязных, жестоких и бессмысленных дел, которые произошли в течение последней ночи на территории только лишь одного райотдела милиции: помимо самого главного, так сказать, чрезвычайного происшествия, каким явилось избиение Таисии Логачевой, в Центральном районе города был ограблен галантерейный ларек, случилась глупая, беспричинная драка на танцевальной площадке в саду Дома культуры железнодорожников, и, вероятно, ради пьяного озорства подожжен газетно-книжный киоск «Союзпечати».

Было раннее утро, четыре часа, весь город еще крепко спал, люди видели разные – хорошие или плохие – сны и в зависимости от видений улыбались, стонали, поворачивались с боку на бок, причмокивали губами или бормотали невнятные слова, а в кабинете начальника милиции стоял синий табачный дым, и огромная причудливая пепельница в виде красного краба была полна папиросных окурков.

В половине пятого из больницы позвонили: Тоське сделали операцию. Она что-то говорила в бреду, но очень невнятно, и лишь одно слово пока сумел разобрать находившийся все время возле ее постели следователь: «Юрик».

Валерий показал на допросе, что Тоську бил жирный (его звали Эдуард Свекло), что у него с ней были какие-то денежные счеты (он не знает точно – какие), а они – Валерий с другим парнем, рыжеватым, с Димкой, – они только привели Тоську в ресторан, как велел им сделать Свекло, и затем – во двор, к контейнерам, где и состоялась расправа. Когда Валерию сообщили, что Тоська при смерти, он ахнул: «Как?!» – «Да вот так», – свистя одышкой, сказал начальник.

Эта новость пришибла парня, он заплакал, закричал:

– Сволочь! Падло! Его самого убить мало!

– Это кто же сволочь-то? – спросил Максим Петрович.

– Да кто – Эдька! Говорил, что даст ей раза́, да и все… Если б я знал! Ах, если б знал!

Он сообщил адреса Димки и Свекло. Первого привезли сразу, второго дома не оказалось. Он был сирота, жил у бабушки. Ребят из Угрозыска она приняла за Эдуардовых дружков, разворчалась, что ни днем, ни ночью Эдька покою ей не дает со своими друзьями-приятелями, с дурацкими затеями.

– А где, бабуся, он может быть? – вежливо спросил оперуполномоченный.

– Да где же, как не в Рыбацком, – сердито ответила старуха. – У дядюшки своего, распрекрасного Касьяна Матвеича, кроме негде…

Часом позже голубая «Победа» мчалась по окраинным улицам просыпающегося города. Поднявшийся было на рассвете ветер утих, мутноватое к горизонту небо предвещало снова изнурительно-жаркий день. За окнами машины мелькали разноцветные домишки, палисаднички, заборы, голубятни, вся та бревенчатая, саманная, тесовая, глинобитная жилая дребедень, которая толпится еще беспорядочно и скученно по краям наших больших городов, подозрительно, с затаенным страхом и недовольством ожидая, что вот-вот и сюда надвинутся каменные многоэтажные громады, раздавят несуразные скорлупки ветхих жилищ, растопчут садики и голубятни, и, сверкая зеркальными окнами магазинных витрин, станут новыми проспектами, навечно, раз навсегда порушив вековой покой, тихое, сонное прозябание закоулочной жизни…

В опущенное боковое окно легонько посвистывал свежий ветерок, и Максим Петрович с наслаждением вдыхал эту свежесть. Окраина тянулась бесконечно, кончились трамвайные пути, троллейбусная линия развернулась на поворотном круге, а она все пестрела несуразными домишками и сарайчиками, бежала, рассыпаясь кривыми уличками в лога, карабкалась на гору и, казалось, конца ей не будет. Но вот между тесно сгрудившимися домами замаячили зелено-желтые полосы луга, синеватая кайма далекого леса. Сонный милиционер клевал носом на заднем сиденье, водитель оказался неразговорчив, хмуро крутил баранку, молчал. Максим Петрович даже рад был этому: ему хотелось подумать в тишине, прикинуть, что к чему в этих новых, так неожиданно вдруг развернувшихся событиях. Было похоже, что всё случившееся действительно имело прямое отношение к садовскому делу: счеты жирного Эдуарда с Тоськой, будто бы из-за каких-то неподеленных денег, а на самом-то деле – явное желание и попытка убрать опасную свидетельницу и соучастницу… Всё так, всё словно бы и склеивается… Но нет! – давняя уверенность в непричастности Тоськи к тому, что произошло в Садовом, теплилась по-прежнему, не переставала упрямо жить в глубине сознания. Арестованные Валерий и Димка, очевидно, мелочь, пустяк, куклы-дергунчики в руках матерого негодяя Свекло. Да, вот этот жирный Свекло… Он-то, разумеется, и есть ключ ко всем загадкам.


Еще от автора Юрий Данилович Гончаров
Нужный человек

«…К баньке через огород вела узкая тропка в глубоком снегу.По своим местам Степан Егорыч знал, что деревенские баньки, даже самые малые, из одного помещения не строят: есть сенцы для дров, есть предбанничек – положить одежду, а дальше уже моечная, с печью, вмазанными котлами. Рывком отлепил он взбухшую дверь, шагнул в густо заклубившийся пар, ничего в нем не различая. Только через время, когда пар порассеялся, увидал он, где стоит: блеклое белое пятно единственного окошка, мокрые, распаренные кипятком доски пола, ушаты с мыльной водой, лавку, и на лавке – Василису.


Целую ваши руки

«… Уже видно, как наши пули секут ветки, сосновую хвою. Каждый картечный выстрел Афанасьева проносится сквозь лес как буря. Близко, в сугробе, толстый ствол станкача. Из-под пробки на кожухе валит пар. Мороз, а он раскален, в нем кипит вода…– Вперед!.. Вперед!.. – раздается в цепях лежащих, ползущих, короткими рывками перебегающих солдат.Сейчас взлетит ракета – и надо встать. Но огонь, огонь! Я пехотинец и понимаю, что́ это такое – встать под таким огнем. Я знаю – я встану. Знаю еще: какая-то пуля – через шаг, через два – будет моя.


Волки

«…– Не просто пожар, не просто! Это явный поджог, чтобы замаскировать убийство! Погиб Афанасий Трифоныч Мязин…– Кто?! – Костя сбросил с себя простыню и сел на диване.– Мязин, изобретатель…– Что ты говоришь? Не может быть! – вскричал Костя, хотя постоянно твердил, что такую фразу следователь должен забыть: возможно все, даже самое невероятное, фантастическое.– Представь! И как тонко подстроено! Выглядит совсем как несчастный случай – будто бы дом загорелся по вине самого Мязина, изнутри, а он не смог выбраться, задохнулся в дыму.


Теперь — безымянные

Произведения первого тома воскрешают трагические эпизоды начального периода Великой Отечественной войны, когда советские армии вели неравные бои с немецко-фашистскими полчищами («Теперь — безымянные…»), и все советские люди участвовали в этой героической борьбе, спасая от фашистов народное добро («В сорок первом»), делая в тылу на заводах оружие. Израненные воины, возвращаясь из госпиталей на пепелища родных городов («Война», «Целую ваши руки»), находили в себе новое мужество: преодолеть тяжкую скорбь от потери близких, не опустить безвольно рук, приняться за налаживание нормальной жизни.


У черты

«… И вот перед глазами Антона в грубо сколоченном из неструганых досок ящике – три или пять килограммов черных, обугленных, крошащихся костей, фарфоровые зубы, вправленные в челюсти на металлических штифтах, соединенные между собой для прочности металлическими стяжками, проволокой из сверхкрепкого, неизносимого тантала… Как охватить это разумом, своими чувствами земного, нормального человека, никогда не соприкасавшегося ни с чем подобным, как совместить воедино гигантскую масштабность злодеяний, моря пролитой крови, 55 миллионов уничтоженных человеческих жизней – и эти огненные оглодки из кострища, зажженного самыми ближайшими приспешниками фюрера, которые при всем своем старании все же так и не сумели выполнить его посмертную волю: не оставить от его тела ничего, чтобы даже малая пылинка не попала бы в руки его ненавистных врагов…– Ну, нагляделись? – спросил шофер и стал закрывать ящики крышками.Антон пошел от ящиков, от автофургона, как лунатик.– Вы куда, товарищ сержант? Нам в другую сторону, вон туда! – остановили его солдаты, а один, видя, что Антон вроде бы не слышит, даже потянул его за рукав.


Рекомендуем почитать
Многие знания — многие печали. Вне времени, вне игры

«Многие знания – многие печали»Лидия… Художник Кирилл Баринов давно забыл о ней, ведь их короткий роман закончился, когда они были студентами. Но странные пугающие события заставили его вспомнить о временах своей юности: Баринов случайно узнал, что все его институтские друзья не так давно умерли… Опасаясь за свою жизнь, Кирилл обратился к экстрасенсу Алексею Данилову. Выслушав сбивчивый рассказ клиента, Данилов сразу догадался: потусторонние силы тут ни при чем. Есть человек, который не просто пожелал зла старым товарищам Баринова – он убил их, пусть и не своими руками.


Из огня да в полымя

«…На мгновение показывалась, например, отдельно стоящая дымящаяся сосна и тут же пропадала из поля зрения… Изредка встречались островки зелени, по краям окаймленные поблескивающим сквозь дым пламенем… какая-то извилистая лента, чуть более светлая по окраске, тянулась сквозь черное пространство на земле, делая плавные повороты то в одну, то в другую сторону. Я не сразу догадалась, что это лесная река, по берегам которой сгорели только верхушки деревьев, а нижняя часть кроны, расположенная близко к воде, осталась зеленой, только сильно подсохла, словно глубокой осенью.Несколько черных прямоугольников, беспорядочно разбросанных на берегу этой обгоревшей лесной реки, не могли быть не чем иным, как небольшой деревушкой, выгоревшей дотла, сквозь дым можно было различить поблескивающий огонь на догорающих бревнах.Под нами был мертвый лес…».


Страсти-мордасти

Как-то сразу не заладился у Ольги Бойковой, главного редактора газеты «Свидетель» отдых на Черном море. Не успела она толком освоиться в гостинице, как там произошло убийство ее владельца – бизнесмена Сочникова. Милиции, прибывшей на место преступления, все предельно ясно: мужчину убила его жена Сабина. И все улики, казалось бы, действительно против нее – Сабину видели возле трупа с окровавленным кинжалом в руке. Да и мотив налицо: почему бы молодой красотке не избавиться от пожилого скуповатого супруга и не стать самой хозяйкой гостиницы, приносящей неплохой доход? Но Ольга Бойкова, насмотревшись на ход расследования, не согласна с официальной версией и уверена, что убийца не Сабина.


Корпоративные тайны

Основано на реальных событиях.Текст составлен по записям дневников автора.Подвергнут сюжетной корректировке.Фамилии, имена, названия изменены.В «Корпоративных тайнах» читатель приоткрывает для себя реальные механизмы решения крупным региональным холдингом своих повседневных проблем через субъективное восприятие ситуации главным героем.


Мат красному королю

Автомобильная авария, на первый взгляд выглядевшая обычным несчастным случаем, превращается в целую цепь запутанных событий и судеб…


Семейная реликвия. Ключ от бронированной комнаты

Проклятая икона, принадлежавшая, согласно легенде, самому Емельяну Пугачеву.Икона, некогда принадлежавшая предкам Ольги, — но давно утраченная.Теперь след этой потерянной реликвии, похоже, отыскался… И путь к иконе ведет в прошлое Ольги, во времена ее детства, проведенного в тихом южном городе.Однако чем ближе Ольга и ее муж, смелый и умный журналист, подбираются к иконе, тем яснее им становится — вокруг бесценной реликвии по-прежнему льется кровь.Проклятие, довлеющее над «Спасом», перестанет действовать, только когда он вернется к законным владельцам.Но до возвращения еще очень далеко!..