Баня по-Казански - [7]

По душе пришлась казанская баня донскому казаку Емельяну Пугачеву, сосланному в здешний пересыльный каземат за уклонение от царской военной службы. Под конвоем, в сопровождении двух солдат, спешил он по субботам к знакомому купцу Ивану Крохину принять баню. Тот помог ему устроить побег, а через год с небольшим казачий атаман вновь объявился в Казани, но уже во главе крестьянского войска. Вот как описывает его встречу с купцом Крохиным писатель Вячеслав Шишков в своем историческом повествовании «Емельян Пугачев»:

— «Ну, гостенек, дорогой, пойдем — ка наперед в баньку, в мыленку, с великого устаточку косточки распарить.

— Ништо, ништо, Иван Васильевич! — обрадованно воскликнул Пугачев и даже крякнул. — До баньки я охочь.

Провожали в баню гостя и хозяина два рослых молодца с фонарем. Шли огородом, садом. Путанные тени от деревьев елозили, растекались по усыпанной песком дорожке. Пахло обрызнутыми дождем густыми травами, наливавшимися яблоками, волглой, разопревшей за день черной землей.

Обширная бревенчатая баня освещена была масляными подвесными фонарями. Липовые, чисто, добела промытые с дресвой скамьи покрыты кошмами, а сверху — свежими простынями. На полу в предбаннике вдо¬сталь насыпано сена, прикрытого пушистым ковром. На полках — три расписных берестяных туеса с медом да с «дедовским» квасом, что «шибает в нос и велие прояснение в мозгах творит». На особом дубовом столике — вехотке суконки, мочалки, куски пахучего мыла. Мыловарнями своими Казань издревле славилась. В парном отделении, на скамьях, обваренные кипятком, душистые мята, калуфер, чабер и другие травы. В кипучем котле— квас с мятой — для распаривания березовых веников и поддавания на каменку.

В бане мылись вдвоем, гость да хозяин, говорить можно было по душам, с глазу на глаз. Купец принялся ковш за ковшом поддавать. Баня наполнилась ароматным паром. Шелковым шелестом зажихали веники. Парились неуемно. А купец все поддавал, не жалея духмяного квасу. Пар белыми взрывами пыхнув, шарахался вверх, во все стороны.

Приятно покрякивая и жмурясь, Пугачев сказал:

— Эх, благодать! Ну, спасибо тебе, Иван Васильевич!.. Отродясь не доводилось в этакой баньке париться. На што уж императорская хороша, а эта лучше.

— С нами бог! — воскликнул купец в ответ. — А не угодно ли тертой редечкой с красным уксусом растереться?

— Давай, давай.

Терли друг друга, кряхтели, гоготали, кожа сделалась багряною, пылала. В крови, в мускулах ходило ходуном, и на душе стало беззаботно и безоблачно».

Банную приверженность Е. Пугачева отобразил в «Капитанской дочке» и А.С. Пушкин. О том, как тот «парился жарко» знаменитому поэту довелось много слышать во время его известной поездки в Поволжье и на Урал, в том числе и Казань, где он побывал в сентябре 1833 года. Здесь, кстати, его познакомили с местной поэтессой Александрой Фукс, дальней родственницей того самого казанского купца, у кого любил баниться Е. Пугачев: она приходилась племянницей «первого русского романтика», поэта П.Г. Каменева, зятя И.В. Крохина. Пушкин нанес визит вежливости и казанскому военному губернатору С.С. Стрекалову, который «опекал» его, будучи военным губернатором Грузии, во время «путешествия в Арзрум» в 1828 году. Генерал считался страстным поклонником «славных тифлисских бань», с восторгом описанных Пушкиным в путевом очерке.

Нет, не удалось поэту, как когда — то в Тифлисе, помыться в казанской бане: два дня пребывания в городе были заполнены до предела сбором материалов о Пугачеве и поездкой по пугачевским местам. Хотя, если посмотреть на адреса его визитов, он имел возможность увидеть казанские торговые бани и на Булаке, и на Банном озере. В те годы известностью в городе пользовались бани Ермола Власова, содержателя из крестьян, и Кваскова на Булаке, Лебедева в Подлужной слободе, Ульяна Батурина на Ямской улице.

Вплоть до XIX века в России торговые бани или, как тогда называли, «царские мыльни» находились в ведении конюшенного дворца при царском дворе. С 1799 года в Казани они перешли в ведение городской думы — это был подарок губернской столице за радушный прием императора Павла I. Вместе с мукомольными мельницами, сенными покосами бани ежегодно с тех пор давали в городскую казну до семи тысяч рублей серебром. Согласно указа правительственного сената с «приходящих на парение всякого звания людей» дозволялось брать в банях «не более, как две копейки с каждого». С 1846 года вход в баню подорожал до четырех копеек в общую и до десяти копеек в отделения «для благородного звания». Но доходы от бань сводили на нет частые пожары и наводнения. Только со второй половины XVI века до середины XIX века в Казани было зафиксировано двенадцать крупных пожаров. Огонь не щадил как городские постройки, так и бани. Не раз, и не два приходилось их застраивать и после весенних разливов. Особенно сильно пострадал город во время наводнения 1844 года, когда, как писали «Казанские губернские ведомости» вода затопила 464 обывательских дома и четыре торговые бани.

Чтобы не быть в накладе, городская дума вынуждена была уступить торговые бани в пользу богатых казанских купцов, быстро смекнувших, какую выгоду сулит им такое заведение в большом городе. И полетели в городскую думу прошения о разрешении открыть частные торговые бани. Один за другим с середины XIX века застраиваются мыльные заведения братьев Ивана и Игнатия Батуриных по Университетской улице, Садовского и Жуковского за Булаком, на Поперечно — Татарской улице, Соболевой на Мокрой слободе, Гутмана на Суконной слободе, Данилова — на Мало — Покровской улице. В основном были они деревянные, одноэтажные: из — за сложностей с подачей воды на второй этаж. Бани делились на три отделения — раздевальная, мыльная, горячая, а в некоторых устраивались также специальные «номера для дворян», отделанные с роскошью — с зеркалами и мраморными скамейками, мягкими диванами для отдыха, просторной прихожей. Стоили они также недешево — от 50 копеек до нескольких рублей.