Бандитская Россия - [18]

И рано волновало нас

Жестокой зависти мученье.

Не оставалось у сирот

Ни бедной хижины, ни поля;

Мы жили в горе, средь забот,

Наскучила нам эта доля,

И согласились меж собой

Мы жребий испытать иной.

В товарищи себе мы взяли

Булатный меч

Да темну ночь.

Забыли робость и печали,

А совесть отогнали прочь.

Если в этой поэме Пушкин лишь сочувствует своим героям, то благородный разбойник Владимир Дубровский оправдан им. Кстати сказать, повесть имеет своего реального прототипа: историю белорусского дворянина Островского, который был разорен соседом-помещиком и вместе со своими крестьянами стал грабить сначала продажных подьячих (по вине которых он проиграл судебный процесс), а потом, войдя во вкус, и всех прочих, поэт услышал от П. В. Нащекина. Пересказывать сюжет «Дубровского» мы, естественно, не станем. Ограничимся цитатами из школьных сочинений. «Здесь с большой остротой ставится вопрос о взаимоотношениях крестьян и дворян. Узнав о причине болезни Андрея Гавриловича и о том, как обошелся с ним Троекуров, молодой Дубровский собирается мстить. Но обида не ослепила Владимира: устраивая на дорогах разбои, он подвергает преследованию только виновных, тех, которые из-за денег лишились своих человеческих качеств. Дубровский стал разбойником поневоле, потому что ему надо было прокормить своих людей».

Любопытно, что примерно так же рассуждали и некоторые исследователи дореволюционной преступности. Е. Н. Анучин [21] связывал её со степенью материального благополучия, М. Н. Гернет [22] мечтал о времени, «когда вместе со всеми несовершенствами общественной жизни умрет все мировое зло, исчезнут все пороки и забудется само слово преступность».

Более поздний исследователь (С. С. Остроумов) анализировал причины преступности исключительно с марксистских позиций, поэтому он не видел ничего странного в том, что «многие рабочие, особенно ещё не достигшие определенного уровня политического сознания, угнетенные каторжным трудом, вечной нуждой и безработицей, постоянно озабоченные прокормлением себя и своей семьи, шли на «нарушение закона», большей частью на преступления против собственности».[23] Кавычки во фразе «нарушение закона» в данном случае говорят сами за себя. В наши задачи не входит исследование причин преступности. Но всё же позволим себе согласиться с мнением немецкого профессора Листа: «Преступность - так же вечна, как болезнь. Наказание никогда не исчезнет, меры предупреждения никогда не победят преступности, как развитие гигиены никогда не победит болезнь или смерть» [24]. В 1664 году в восьмого избах московского тюремного двора сидело 737 колодников.

В 1829 году в петербургской городской тюрьме содержалось 3858 мужчин и 685 женщин.

С 1827 по 1846 годы через тобольский приказ прошли 159 755 человек, в т. ч. за бродяжничество - 48 568; за воровство и мошенничество - 40 680, за смертоубийство - 14 531; за разбой и грабеж - 5068; за святотатство - 1493; за фальшивомонетничество - 1301 [25].

К концу XIX века в России было 895 тюрем, в которых на 1 января 1900 года содержалось 90 141 человек. В 1915 году количество российских тюрем увеличилось до 975.

В 1853 году в Петербурге на полмиллиона населения приходилось 5 убийств, 6 грабежей и 1260 краж и мошенничеств. Примерно та же картина наблюдалась и в Москве. Об удовлетворительном положении в области охраны правопорядка свидетельствуют пометки, которые Николай I оставлял на некоторых докладах МВД: «Читал с удовольствием».

Столичная полиция неплохо справлялась со своими обязанностями. Возможно, это во многом объяснялось тем, что здесь работал И. Д. Путилин [26] - личность легендарная и замечательная.

Начав с должности канцелярского писца, благодаря своему усердию и таланту Путилин станет гениальным сыщиком, без участия которого не расследовалось ни одно дело. Ещё будучи помощником надзирателя при Нарвской части, Путилин сумел обезвредить банду душителей, которая наводила ужас на петербуржцев с зимы 1855 года. Не проходило утра, чтобы за ночь не объявлялось о новом преступлении. «Конец 1856-го и начало 1857 года можно было назвать в буквальном смысле ужасными, - писал он в своих записках. - За два месяца полиция подобрала одиннадцать тел голых, замерших со страшными веревками на шее. Во всех случаях это были легковые извозчики или случайные прохожие» [27]. Мы не станем пересказывать дальше эту страшную историю, адресуя читателя к запискам самого Путилина, которые весьма занимательны и не менее интересны, чем романы Л. Юзефовича об этом сыщике («Дом свиданий», «Костюм Арлекина» и «Князь ветра»). Скажем только, что раскрытие этого дела стало для Путилина триумфом, после которого ему стали давать самые ответственные поручения.

В августе 1858 года на Парголовской дороге Путилин и сам подвергся нападению. Его легкий кабриолет был атакован разбойниками, которые по внешнему виду напоминали чертей, как их изображают на дешевых картинках, - рожи их были совершенно черны, а под глазами и вокруг рта нарисованы красные полосы. Сыщику пришлось отдать этим «чертям» кошелек, золотую цепочку и часы, и лишь то, что ограбление пришлось на престольный праздник, помогло ему избежать верной смерти: преступники не захотели марать руки в день Успения Пресвятой Богородицы.