Бандитская Россия - [11]

Надежды на обновление он связывал с полицией, которая «есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобства». В мае 1718 года (через два месяца после казни Кикина) последовал указ: «Господа Сенат! Определили мы для лучших порядков в сем городе дело генерал-полицмейстера нашему генерал-адъютанту Девиеру [13] и дали пункты, как ему порученное дело управлять… чего от вас требовать, дабы неведением никто не оговаривался».

Как и многие другие преобразования Петра, полицейская реформа проходила под влиянием импульса, без четкого плана и подготовки. Полицейские чины получили зеленые камзолы и кафтаны василькового цвета с красными обшлагами, но нарядная форма не увеличивала число желающих служить здесь. В 1721 году штат петербургской полиции не превышал 100 человек. Это объяснялось не только низким жалованьем рядовых полицейских (которые получали 7 руб. 20 коп. в год), но и явным нежеланием чиновников переезжать из Москвы в необжитый Петербург. К тому же, несмотря на «пункты», прописанные Девиеру, обязанности полиции были многочисленны, но весьма неопределенны. С одной стороны, ей были даны широкие полномочия безгранично вмешиваться в жизнь горожан, а с другой - эти обязанности сводились к наблюдению за застройкой Петербурга, предотвращению пожаров и обнаружению беглых рекрутов, крепостных и всех тех, кто покинул прежнее место жительства без разрешения властей. Резкому увеличению количества беглых способствовали введенные Петром подушная подать и рекрутские наборы. Объяснять народу смысл и значение своих реформ у царя не было ни времени, ни желания: цель проводимых мероприятий не вполне понимали даже некоторые ближайшие его соратники. Затеянная перестройка страны требовала невиданных усилий и гигантских расходов, поэтому Петр не щадил ни себя, ни других.

Но простой люд никак не мог взять в толк, почему раньше налоги платились со двора, а теперь с каждой мужской души. По рекрутам, уходящим из дома на пожизненную службу, плакали, как по покойникам. По дороге в армию их сопровождала надежная охрана с колодками, а по указу 1712 года рекрутам предписывалось накалывать на левой руке кресты и натирать их порохом, чтобы по тем знакам легче было ловить беглецов.

Строящийся Петербург требовал особо бдительного ока, ибо растворял в себе огромную массу пришлых людей, среди которых встречались не только благонадежные граждане. Для контроля над их передвижением были введены паспорта и покормежные письма, но полиция не успевала учитывать всех, и Петербург был наводнен всякого рода подозрительными лицами. Полицейские канцелярии имели широкие полномочия по части расследования уголовных преступлении и были наделены судебными функциями, но на первых порах они, скорее, играли роль административных органов управления. В основном наблюдали затем, чтобы во время церковных праздников не устраивались увеселения и не шла торговля спиртным, а горожане не смели держать в своих домах посторонних свыше установленного срока. Облавы, которые проводились по кабакам и рынкам, оказывались малоэффективными.

В 1722 году к созданию регулярной полиции приступили в Москве. Учитывая петербургский опыт, «пункты», составленные для московского генерал-полицмейстера, уже не содержали того панегирика полиции, как было с Девиером. Возможно, Петр уже не считал, что «полиция рождает добрые порядки и нравоучения, всем безопасность подает от разбойников, воров, насильников и обманщиков и сим подобных», тем более что она уже успела снискать себе недобрую славу и склонность к взяткам. Процесс становления и превращения полиции в действенный аппарат борьбы с преступностью был постепенным и достаточно долгим, между тем преступность в России обнаруживала стойкую тенденцию к увеличению.

В Москве это было особенно заметно: пока на берегах Невы шло устроение европейской жизни, в забытой столице воровство и грабительство достигло невероятных размеров. Воровали из карманов, харчевен и лавок и тут же торговал и краденым. По ночам грабители и сбивались в шайки, на темных московских улицах для них было полное раздолье. Введение полиции почти ничего не изменило. Полицейские избы и будки существовали только на главных улицах (и то не на всех). В дождь или холод караульные предпочитали ночевать на своих дворах, а если и оставались нести службу, то небольшого бочонка вина было вполне достаточно для того, чтобы любой желающий мог беспрепятственно пройти через рогатку.

С августа по октябрь 1724 года московская полиция, правда, рассмотрела 66 дел о кражах, но пострадавшие предпочитали защищать себя сами: столкновение с полицейскими чаще всего заканчивалось для последних взятками или ещё 6ольшими неприятностями.

Ввиду явной неспособности полиции обеспечить безопасность граждан и уголовное судопроизводство во времена Анны Иоанновны был учрежден Судной, восстановлен Сыскной приказы, а для розыска преступников создана специальная войсковая группа под командованием подполковника Редкина. Дела от этого не пошли лучше: обворованные и ограбленные вместо одной инстанции ходили теперь по нескольким, но содействия не находили нигде. Из 440 человек, которых в 1732 году удалось задержать «Редкиной канцелярии» (как окрестили её в народе), 290 были признаны невиновными и отпущены с миром. Даже в том случае, если вор оказывался пойманным с поличным, дело обыкновенно заканчивалось тем, что полицейские и служащие Сыскного приказа забирали украденное себе, а грабителя отпускали на поруки. Порочность этой полицейско-сыскной системы как нельзя лучше проявилась в деле знаменитого Ваньки Каина, который являл собой любопытный тип преступника, выросшего на ниве петровских реформ.