Бандеровка - [17]

— Да нет там алкашей, я был там.

— Да я тоже регулярно езжу от канала снимать. И что мне уволиться теперь, чтоб меня туда не посылали? Сам я в атаки не хожу, на передовую не лезу, но, знаешь, когда она какую-то чушь про майданутых и майдаунов начинает нести, я сдержаться не могу! У нас каждый день уже ссоры!

Саше было тяжело слушать эту исповедь. Он не знал, что нужно говорить в подобных случаях. Наверное, нужно стараться помирить людей, чтоб не распалась семья. Он категорически был против разводов. Он помнил, как в детстве ссорились его родители, как кричала мама, и как хлопал дверью и уходил из дома папа. Как отец просил его, ребенка, вынести смену белья и бритву, чтоб он мог переночевать и побриться где-то в гостинице. Как однажды родители собрали их с братом в комнате и сообщили, что они разъезжаются и что дети остаются с мамой. Тогда он объявил голодовку. Маленький Саша сел на кресло в зале и не вставал с него два дня, несмотря на уговоры и слезы. И родители пообещали ему, что не разведутся. Через какое-то время они помирились и до сих пор живут вместе. Хотя и спят в разных комнатах.

Боря продолжал курить и рассказывать:

— Вообще домой не хочется идти. Тебе не понять меня, ты не женат.

— Может быть, и не понять, — повторил Саша. — Слушай, а как же любовь? Прошла?

— Не знаю, — он помолчал некоторое время. — Хрен его знает, не могу понять. Порой чувствую, а иногда бесит так сильно. Может, это всего лишь привязанность. Когда ты молодой, только встречаешься — ты по-другому все представляешь. Тогда о любви думаешь, а сейчас…

— А она тебя любит?

— Да вроде любит.

Вдалеке послышались крики и взрывы петард.

— «Титушки», наверно. Светка боится их страшно.

— И что теперь делать будешь? — спросил Саша.

— Я не знаю… Квартиру сниму. Работать, ждать, когда все закончится. Может, потом помиримся.

— Пойдем домой? Не хватало «титушкам» еще на нас нарваться, — Саша встал. — Чувствую, что пицца приедет, когда мы уже спать ляжем.

Ночью Саша сквозь сон слышал, что Боря ходил по кухне взад-вперед. Ему то и дело приходили эсемески.

«Оставить семью, любимого человека из-за политических разногласий? Единственное в мире, что стоит беречь — это отношения, — думал уже сквозь сон Саша. — Иногда все идет через пень-колоду, но сдаваться и уходить — это слабость. Главное, любовь и прощение. Но любовь и прощение, — что они могут? Остановить войну? Они никогда не устоят перед силой, властью и деньгами. Почему же Бог сделал их своими столпами? Невозможно понять Бога, как невозможно увидеть любовь». На этих словах сон зыбкой рекой затянул его в глубины сладкого бессознанья и помешал закончить размышления.

Ему приснилось, что он — маленький мальчик, а в соседней комнате ругаются родители. Они очень громко кричат. Потом за стеной слышатся удары и взрывы, строчит пулеметная очередь, от которой со стены рядами отваливается штукатурка. Он, десятилетний, выбегает из квартиры и бежит сквозь гущу домов, уличных рынков, полуразвалившихся трущоб. Останавливается на берегу реки, чтобы перевести дух и окунуться. Рядом купаются девочки его возраста. Но когда он пытается зайти в воду, река высыхает, и он бредет по песку. Одна из маленьких девочек плачет, поднимает к нему залитое слезами лицо и говорит: «Ты знаешь, что в том доме открыли портал в другой мир, и теперь там все время воюют?» И Саша переполняется ужасом произошедшего. Он поворачивается и бежит назад, чтобы остановить войну.

Когда он проснулся, было уже утро. Некоторое время он еще лежал в постели, находясь под впечатлением сна, окутавшего его, как плотная паутина. В голове все кружили обрывки и детали, желая снова собраться в общую картину. Сделав над собой усилие, он встал и вышел на кухню. Она потопала в сигаретном дыму. За столом, подперев голову рукой, сидел и смотрел на него Боря. Лицо у него было серое и помятое. Перед ним стояла чашка, доверху набитая окурками. Он не спал всю ночь.

— Яичницу на завтрак будешь? — предложил ему Саша.

Он открыл холодильник, там лежали два яйца, начатая упаковка сосисок и засохший кусок сыра.

— Я домой поеду, — услышал он за спиной уставший голос Бори.

— Хорошо.

— Светка мне писала, мы много разговаривали… Извинилась. Ты знаешь, когда мы познакомились в университете, это же она первая начала за мной бегать. Говорит, что сразу влюбилась в меня, — он довольно хмыкнул.

Саша разогрел сковородку, высыпал на нее нарезанные сосиски и разбил яйца. Он был рад, что все так хорошо и быстро закончилось. Через несколько минут, позавтракав, Боря ушел и унес с собой свой огромный пакет с вещами.

* * *

В конце зимы, 18 февраля, огонь и дым вдруг взвились над Майданом, превратив этот маленький пятачок земли в ад. Началось то, к чему готовились предыдущие два месяца. Правительство решило силой зачистить Майдан, освободить площадь от палаток и митингующих. В ответ протестующие подожгли автомобильные покрышки по периметру баррикад. Чад и гарь заполнили морозный воздух, превратив белую зиму в черное пепелище. Языки пламени то затихали, то взмывали выше зданий, до неба, которого уже не было видно и которое тоже не смотрело вниз. «Беркут» занимал баррикады, майдановцы яростно сопротивлялись. Летели камни, горящие бутылки, выносили окровавленных людей. Через прямую трансляцию в Интернете в реальном времени полмира смотрело, как попадают в тела пули и настоящая кровь бьет струей на землю, как сгорают в огне руки, спины и лица, как под щитами из дорожных знаков пробираются медики к раненым — и сами падают подстреленные.