Банда «Зоопарк» - [23]

Одна из группок состояла из трех волосатых, как орангутанги, парней в джинсах и затвердевших от грязи кожаных куртках. С ними были такие же неряшливые девушки, одетые в длинные цыганские платья и войлочные шляпы, лихо сдвинутые на затылок. Их спутанные волосы давно уже не видели воды и мыла. Один из парней терзал струны разбитой гитары, хотя исторгаемые ею звуки вряд ли можно было назвать музыкой. Третья девочка, одетая в когда-то белое шифоновое платье, лежала лицом вверх прямо на асфальте. Время от времени кто-то из компании бросал на нее тяжелый взгляд, и все начинали перешептываться. Чтобы никто не смог их подслушать, парень с гитарой в эти минуты извлекал из своего инструмента совсем уже невероятные аккорды. Выглядывающая из-за магазинов луна и ртутные лампы на аллее достаточно сильно освещали всю сцену, чтобы можно было разглядеть черную кайму грязи под ногтями гитариста, странный блеск его глаз и босые запыленные ноги.

С лежащей девушкой было явно что-то не в порядке. Она судорожно хватала ртом воздух, как человек, который потерял сознание, но отчаянно борется за жизнь. Ее лицо было белым, под цвет шифонового платья.

Мимо проходила группа английских туристов, среди которых находилась пожилая женщина. Когда они миновали сидящих хиппи, ее губы искривились от отвращения. Но вдруг она остановилась и вернулась к лежавшей на тротуаре девушке.

Впоследствии никто не мог вспомнить имени сердобольной туристки. Удалось лишь установить, что в войну она была медсестрой.

Остановившись над телом девушки, женщина вгляделась в бледное истощенное лицо.

– Эта девушка очень больна, – сказала она, – что с ней? Ей нужно вызвать помощь.

– С ней все в порядке. Она просто спит, – ответил один из хиппи. – А ты вали отсюда.

Губы пожилой дамы вздрогнули.

– Я ухожу. Но эту девушку нужно срочно забрать в больницу. Я попрошу полисмена вызвать «скорую помощь».

Когда через несколько минут подъехала «скорая помощь» и подошли два жандарма с бывшей медсестрой, группа хиппи уже исчезла, бросив больную девушку на асфальте. Ее сразу внесли в машину и увезли. Жандармы записали показания свидетелей. В это время англичанка потихоньку отошла в сторону и исчезла.

Она не умела говорить и читать по-французски, поэтому ей так никогда и не довелось узнать ни имени девушки, ни того, к каким последствиям привело ее вмешательство.

Дежурный врач больницы Ла Фонтоне, проводивший предварительный осмотр, сразу определил, что перед ним девушка из хорошей семьи. Ситуация показалась ему подозрительной, и он немедленно вызвал капитана Скубайда. Капитан глянул на девушку и немедленно кинулся к телефону. Но звонил он не ее родителям, а дяде – полковнику Рокбрюну.

Когда примчавшийся через полчаса полковник увидел племянницу, он зажмурил глаза, чтобы сдержать слезы ярости. Его лысая голова и загорелое лицо побледнели. Рокбрюн подошел к окну и постоял, глядя на пальмы и тропический кустарник больничного сада. Он повидал смерть во всех ее обличьях и ясно видел, что девочка обречена. Здесь, в этой отвратительной комнате с голыми, грубо оштукатуренными стенами и отвратительным запахом антисептика, закончится жизнь Мадлен Рено. Это веселое, солнечное существо, которое Рокбрюн и его жена любили как родную дочь, угаснет у него на глазах. Он научил эту девочку плавать и ходить под парусом, кататься на водных лыжах. Он вспомнил, как радовалась Мадлен, когда они стремительно мчались по морю на яхте… Она тогда сидела на носу судна и хохотала от восторга, а ее длинные распущенные волосы развевались по ветру. Мадлен всегда была очень самостоятельной и больше времени проводила в доме Рокбрюнов, чем в своем. Полковник понимал ее: отец Мадлен – Андре Рено был ужасным занудой.

Зря все-таки они отправили ее учиться в университет. Можно было предвидеть, что пылкая и свободолюбивая девочка увлечется молодежным революционным движением. Но, с другой стороны, она сейчас умирала от наркотиков именно здесь, на Ривьере. Ведь это совсем другой мир. Преступность и порок здесь, на Побережье, выглядят настолько абсурдно, что кажутся здешней молодежи просто смешными. Точнее, казались, пока не появились торговцы наркотиками.

За дверью послышались шаги. Рокбрюн оглянулся. В палату вошли супруги Рено. Они молча уселись у кровати дочери. Всю ночь трое пожилых людей не смыкали глаз. А на рассвете девятнадцатилетняя Мадлен Рено скончалась.

При вскрытии было установлено, что причиной смерти был скоротечный гепатит. Судя по всему, инфекция была занесена грязной иглой, которой девушка вводила героин. Даже если бы Мадлен не умерла от гепатита, ее неизбежно убили бы большие дозы наркотика.

«Нис Матен» опубликовала статью под заголовком «Трагедия на Лазурном Берегу. Хиппи и наркотики», где рассказывалось о трагической смерти дочери известного юриста и члена городского совета Ниццы. Репортеры, не без вмешательства Рено, тактично умолчали о том, что Мадлен активно участвовала в левацком движении студентов Гренобля и даже приняла участие в «Майской революции». Сам советник Рено отказался говорить с журналистами.

– Мы всегда старались дать Мадлен все самое лучшее, – сказал он. – Уходите и оставьте нас наедине с нашим горем!