Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера - [234]

— Лучше смерть, чем бесчестье!

ГЛАВА 15

Жана де Монвиля доставили в подземелье в самый разгар пирушки, но шум стих как по волшебству. Фэнфэн редко сам занимался черной работой, и все решили, что новый пленник представлял особую ценность. Заметив его удивительное сходство с Главарем, бандиты начали изумленно перешептываться. Жана освободили от металлической сетки, но руки, по разбойничьему обычаю, оставили связанными, а ноги крепко опутали веревкой, так, что он едва мог передвигаться. Молодой человек гордо и спокойно стоял, возвышаясь на целую голову над гнусной толпой пьяных, обожравшихся и сквернословивших негодяев. Он искал глазами Рене, ставшую невинной жертвой бандитов, и Жако, преданного слугу и друга. Заметив это, Фэнфэн насмешливо сказал:

— А, вы не видите здесь прелестную кузину и ее верного лакея! Не волнуйтесь, любезный господин де Монвиль, с ними еще не случилось ничего страшного. Более того, они окружены трепетной заботой, и так будет вплоть до того дня, когда всех вас казнят по моему приказу! Но мне нужны все четверо, так что у вас пока нет повода для беспокойства! Не хотите ли узнать, кто станет четвертой жертвой? Я поклялся истребить вас всех, а я всегда выполняю то, что обещал. Доказательство тому то, что вы здесь. Так вот следующей станет красавица Валентина де Ружмон.

При имени своей возлюбленной Жан побледнел, но стиснул зубы и промолчал. Роза Биньон, все это время смотревшая на пленника в немом изумлении, вдруг оборвала Фэнфэна с яростью дикой самки, не знающей, что такое сдержанность:

— А, так ты суженый проклятой белобрысой девки, которая мне попортила столько крови! Будь спокоен, как только Франсуа сцапает красотку, уж я припомню тогда все, что мне пришлось вытерпеть!

Пожав плечами, Жан по-прежнему презрительно молчал.

— Роза, замолчи! — прикрикнул Фэнфэн. — Господин де Монвиль прекрасно знает, на что я способен и как давно вынашиваю план мести. Все подробности давно обдуманы! Но не будем больше томить гостя ожиданием. Пойдемте, сударь, я сам провожу вас! Мои люди иногда поднимают слишком большой шум, и наших друзей пришлось поместить в отдельные покои. Там их уж точно никто не побеспокоит! Скажите после этого, что я не благородный человек.

С этими словами Фэнфэн подошел к проходу, зиявшему в стене, сделал вперед пять или шесть шагов. Жан следовал за ним так быстро, насколько позволяли веревки, стягивавшие ноги, и вскоре оказался в просторной пещере, освещенной сальными свечами. Молодой человек увидел Жако, сидевшего на деревянном обрубке, и Рене, полулежавшую на охапке соломы. Несчастная пленница и слуга горестно вскрикнули.

— Ах, Жан! Такой ли встречи я ждала! — отчаянно зарыдала безжалостно связанная Рене.

— Боже мой, господин Жан! И его поймали! — причитал Жако. — Господь несправедлив!

— Напротив, — спокойно перебил его Жан. — Божья милость соединила нас и уготовала одну участь!

— Что с Валентиной… и с тетушкой?

— Они спасены и находятся в безопасном месте.

— Это мы еще посмотрим! — с издевкой вмешался Фэнфэн.

— Он снова здесь, злой гений, виновник всех наших несчастий!

— Не стоит обращать внимание на какого-то проходимца! — пренебрежительно бросил Жан. — Не слушайте его, не отвечайте, представьте, что мы здесь одни!

Услышав в словах юноши убийственное презрение, Фэнфэн вздрогнул, как от пощечины, и, испустив гневный вопль, потерял всякую власть над собой:

— Называйте меня как угодно, но только не проходимцем!.. Фэнфэн мятежник, враг общества, разбойник!.. Бандит, который сумел заявить о своих требованиях и всем показал, на что способен!

— Черт побери, никогда не знаешь, где у человека больное место! — сказал Жан де Монвиль, совершенно не впечатлившись бешенством Главаря поджигателей. — Бандит так бандит! Не будем ссориться из-за слов. А теперь избавьте нас от вашего присутствия.

— Не раньше, чем я скажу, как я ненавижу вас и почему. К нашему общему несчастью, в нас течет одна кровь.

— Мерзавец! — в гневе вскричал Жан изменившимся голосом. — Вы осмеливаетесь говорить об этом! Вы, с такой жестокостью проливший кровь невинной жертвы…

— У меня были смягчающие обстоятельства! — яростно запротестовал Фэнфэн. — Я не знал имени старика, которого мы прикончили в Мийуарде, на ферме папаши Фуссе. Для меня он был обычный крестьянин, который попался под руку! Я не пощадил бы его, даже если б знал, кто это! Я убил бы его безо всякой жалости, в наказание за то, что он дал мне жизнь!

Находясь на грани обморока, Рене с ужасом слушала чудовищные слова. Жако с трудом понимал слова негодяя, с гордостью рассказывавшего об убийстве собственного отца. Жан, бледный как смерть, кусая губы, сдерживался изо всех сил. Фэнфэн продолжал резким, неприятным голосом:

— Кто просил этого могущественного и богатого сеньора, чье имя вы носите, и даму, которая стала теперь такой гордой и неприступной, производить меня на свет? Зачем, совершив грех, они бросили ребенка? Я плод роковой ошибки, которую сделали двое молодых, красивых, благородных и счастливых людей, они потом легко нашли выход из положения — отдали меня в крестьянскую семью, чтобы я вырос простым деревенским парнем, тогда как во мне все восставало против такого унижения. Они хотели слишком легко отделаться! Тигра нельзя воспитывать в курятнике, рано или поздно природа возьмет свое! Я чувствовал, как во мне кипит благородная кровь, но не мог дать выход этим порывам! Тогда я решил разбить скорлупу, в которую меня заключили. В средние века, когда цель всегда оправдывала средства, я бы мечом завоевал положение в обществе и состояние! Стал бы, как многие другие, графом или герцогом лишь благодаря собственному мужеству. В наше время я мог стать только изгоем, бандитом! Разве кара за это не должна упасть прежде всего на головы тех, кто бросил меня в колыбели, лишив ласки, участливого слова, уверенности в завтрашнем дне, лишив даже понятия о том, что вы, титулованные, богатые особы, эгоисты и прожигатели жизни, называете достоинством! Если когда-нибудь меня осмелятся посадить на скамью подсудимых, разве в этом будет виновен не мой отец, а еще больше — мать, которой придется трепетать в ужасе, когда я открою ее имя? Вы никогда не задумывались об этом, господин де Монвиль?