Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера - [16]

После нового административного деления Франции Базош-ле-Гальранд стал главным городом кантона, и ферма Готе находилась всего в двух лье от него. Скача напрямик через поля, возчик потратил на дорогу три четверти часа. Прибыв на место, когда уже светало, он тотчас поднял тревогу.

Слух о том, что бандиты Фэнфэна разграбили ферму Готе, пытали огнем хозяев и мамаша Фуше находится при смерти, облетел округу со скоростью искры, бегущей по пороховой дорожке. На ноги были подняты мировой судья, секретарь суда, бригадир жандармерии со своими людьми и врач. Несколько конных национальных гвардейцев вызвались сопровождать судейских, и меньше чем через час правосудие, сопровождаемое армией, выступило в поход. В восемь утра отряд из двенадцати человек прибыл на ферму.

Мировой судья, секретарь и бригадир сразу направились в хозяйскую спальню. Состояние мамаши Фуше ухудшилось. В бреду она что-то быстро бормотала, и слова, которые удалось разобрать, показались представителям закона столь странными и ужасными, что они тотчас навострили уши.

— Пощадите!.. Господин Жан, наш малыш Жан!.. Пощадите! Уберите огонь… Вы ведь любили нас! У него нет сердца!.. Бандит! Господи!.. Господин Жан! Разбойник! Это Фэнфэн!.. Черная маска… Она упала! Фэнфэн!.. Это Жан! Жан де Монвиль!

Сбитые с толку, чиновники переглядывались, не веря своим ушам, — подобные обвинения звучали просто невероятно.

— Гражданин Фуше, вы слышали, что сказала ваша жена, — обратился к арендатору мировой судья, пока врач завершал необходимые приготовления, собираясь пустить больной кровь.

— Да, гражданин судья.

— Вы можете объяснить, что это значит? Как вы понимаете, эти слова являются серьезным обвинением. Если они соответствуют действительности, то послужат основанием для вынесения смертного приговора вашему бывшему сеньору…

Папаша Фуше не колебался.

— Послушайте, гражданин судья, — начал он, — если бы он только разорил нас, пытал и изувечил меня одного… я бы ничего не сказал. Несмотря ни на что, мы сохранили любовь к прежним господам. Они были добры к нам… Вы тоже родом из наших краев и сами все знаете… Я бы простил все зло, которое он мне причинил. Но он искалечил мою жену! Бедняжка, быть может, уже умирает… Негодяй пытал ее, как настоящий палач! Я все скажу… Видите, я не в горячке, но готов подтвердить все сказанное: человек, разоривший наш дом, укравший бумаги, доверенные хозяином, пытавший меня и изувечивший жену… — Жан де Монвиль. Уходя, он решил снова связать меня, и тут маска упала… Я видел его, как вас, и узнал… Его лицо, гигантский рост, огромные сапоги, треуголка с золотым галуном…

Пока секретарь записывал убийственные показания, врач пустил жене фермера кровь и принялся обкладывать страшные ожоги на ее ногах наспех натертым сырым картофелем.

— И много людей сопровождало вышеуказанного барона де Монвиля?

— Человек двадцать, не меньше.

— Вы кого-нибудь узнали?

— Нет, гражданин судья. Они вымазали лица сажей, почти все были в военных мундирах. Как тот человек, которого мы вчера вечером пустили переночевать.

— К вам кто-то попросился на ночлег?

— Да! Это бродяга по кличке Кривой из Жуи, и с ним еще один, в гусарском мундире. Я на всякий случай запер их в сарае. Они, должно быть, до сих пор там.

— Жандармы, приведите этих людей.

Через пять минут появились Кривой из Жуи и его приятель. У обоих в волосах торчала солома, сухие былинки прилипли к одежде, но, несмотря на некоторую помятость, смотрели они браво, и было видно, что это молодцы не робкого десятка.

— Ваши бумаги! — сурово потребовал судья.

Кривой из Жуи вытащил из кармана засаленный бумажник и достал паспорт на имя Луи-Жермена Бускана, двадцати лет от роду, уроженца деревни Жуи-ан-Жоза (департамент Сена-и-Уаза)[18], поденщика. Этот официальный документ имел печать муниципалитета города Шартра и соответствующую подпись, словом, придраться было не к чему.

Его приятель в свою очередь предъявил паспорт, выданный в Шартре гражданину Жану Жолли, двадцатилетнему ткачу, уроженцу деревни Сен-Венсан-Лардан (департамент Шер). Вместе с паспортом он показал свидетельство о благонадежности и военную подорожную в город Мец, на основании которой законопослушные граждане были обязаны предоставлять ему в пути ночлег и пищу. Если у мирового судьи и были подозрения, то после прочтения обеих бумаг они должны были рассеяться как дым. Значительно подобрев, он сказал:

— Вы что-нибудь слышали этой ночью?

— Ужасные крики, шум и топот. Честно говоря, мы здорово напугались, — ответил Кривой из Жуи.

— Ты забыл о выстреле, — напомнил Жан Жолли.

— Это все?

— Все! Мы закопались в солому и сидели там до тех пор, пока вот эти два жандарма не вытащили нас оттуда.

— А вам не пришла в голову мысль выскочить на шум?

— Нас заперли на ключ, на два оборота.

— Хорошо, можете идти.

— Привет и братство, граждане!

— Эти люди нисколько не похожи на соучастников преступления. Видимо, сообщников бандитов придется искать в другом месте, — заключил судья и спросил врача:

— Гражданка Фуше может слушать меня?

— Кровопускание помогло, она может не только слушать, но и отвечать на вопросы, ее здоровью это не повредит.