Бальзамировщик: Жизнь одного маньяка - [16]
Он с сомнением покачал головой. Кажется, он опасался вообще что-либо сделать — даже малейший жест. Его взгляд был смущенным и безропотным одновременно. Он смотрел прямо перед собой, но на самом деле — в пустоту. Губы были приоткрыты, будто он вот-вот должен был улыбнуться (или расплакаться). Словом, у него был вид человека, внезапно осознавшего, что он потерял все, что имел.
— У меня очень нелегкая жизнь, — прошептал он.
Я испугался, что сейчас начнутся излияния и попытки разжалобить.
— Чем вы занимаетесь в жизни? — спросил я, придавая слову «жизнь» иной смысл, чем тот, который подразумевал он, и произнося его совсем другим тоном (тем нарочито бодрым голосом, которым стараются говорить с человеком, погруженным в глубокую депрессию, или с глуховатым стариком, пытаясь «изменить тему разговора»).
Казалось, он некоторое время размышлял, слегка опустив глаза; в тот момент я не до конца понял смысл его ответа, и он показался мне лишь горьким каламбуром:
— Я сохраняю то, что можно сохранить.
ГЛАВА 3
Было уже больше десяти утра, когда меня разбудил телефонный звонок. Я не смог сразу определить, чей это голос, но он явно принадлежал девочке-подростку, которая была обеспокоена, даже встревожена.
— Кристоф?
Едва я успел пробормотать «да», как связь прервалась.
Когда я стоял под душем, мне пришло в голову, что это могла быть Прюн. Она вернулась? Для очистки совести я позвонил ее родителям. Трубку взяла мадам Дюперрон, столь же безутешная, как и вчера: ничего нового. Единственной надеждой было объявление о розыске, появившееся в «Йоннском республиканце» на видном месте. В этом я смог самолично убедиться, купив газету по дороге в библиотеку: фотография Прюн занимала четверть последней полосы — явно благодаря стараниям Филибера. На этой фотографии, не из самых недавних, у Прюн был вид невинной очаровашки, застигнутой за долю секунды до того, как ее посетила первая греховная мысль: будущая Лолита, чьей убойной силы хватит на двух-трех Гумбертов Гумбертов (или Филиберов).
Жан Моравски ждал меня в зале периодики и справочных изданий. Чтобы наш разговор не помешал десятку читателей, которые уже погрузились в свои газеты («каждый из них — как водолаз в своем персональном море», по выражению Моравски), он открыл небольшую едва заметную дверцу и провел меня в свой кабинет. Все вокруг было завалено книгами — старинными, в коричневых кожаных переплетах с золотым тиснением, современными, а также альбомами и газетными подшивками в красных или синих кожаных папках. Он усадил меня, а сам остался стоять перед огромным столом со множеством папок, аккуратно надписанных и сложенных в стопки. Я протянул ему список вопросов, который он долго изучал, прежде чем заметил, слегка ухмыльнувшись:
— Весьма показательно!
Я вынырнул из своих размышлений.
— Вы ищете лишь забавные или радостные события, — продолжал он. — Первая незамужняя женщина-министр, первый стриптиз… Если вы позволите мне быть откровенным, я скажу, что у вас на удивление незамутненный взгляд — утренний, так сказать.
— А есть и другой?
— Конечно, сумеречный. Вот, взгляните, — сказал он, осторожно вынимая сложенный листок бумаги из внутреннего кармана пиджака, — я тоже позабавился, составляя вопросы на тему «Когда впервые?..».
Я развернул листок и прочитал:
«Когда впервые на дорогах Франции число жертв автокатастроф составило 100 человек в день?»
«Когда во Франции впервые была отменена доставка воскресных газет?»
«Когда во французских городах впервые упразднили трамвайное движение, которое сейчас снова пытаются вернуть из-за огромных транспортных пробок и загрязнения окружающей среды?»
«Когда впервые в XX веке число жертв геноцида превысило сто тысяч человек?»
«Когда впервые появились озоновые дыры в атмосфере Земли?»
«Когда от СПИДа впервые умер ребенок?»
— Очевидно, — пробормотал я, — это гораздо менее пикантно.
Мысль о том, что дела в нашем мире не идут grosso modo>[28] все лучше и лучше, была мне неприятна. Гораздо охотнее я верил в красивые фразы о прогрессе.
Мы спорили об этом добрую четверть часа, особенно напирая на грядущий век.
— И кроме всего прочего, — заявил Моравски, — вы со своими «первыми разами» забываете о последних. А их все больше и больше, можете мне поверить!
— Такова жизнь!
— Вернее, таков определенный взгляд на жизнь!
— Равномерное чередование периодов развития и упадка — разве не таким представляли греческие мудрецы путь человечества?
— Это не довод. Нынешнее положение вещей не имеет ничего общего с «равномерным чередованием». Это разрушительный вихрь, сметающий все на своем пути, это хаос!
— Вы можете предложить другое решение?
— Да. Но люди сочтут его неприемлемым. Нужно четко взвешивать все «за» и «против» и заменять старое новым только в том случае, если есть стопроцентная уверенность, что новое будет лучше.
— Но разве так не делается?
— Вы хотите сказать, что дешевые «хрущевки», которые в обязательном порядке придется сносить через тридцать лет, лучше, чем строения периода Османа?>[29] Что видеомагнитофоны лучше широких экранов немого кино? Что современная повальная одержимость педофилией лучше утонченных развлечений эпохи Регентства?
Она поразила его воображение с первого взгляда — великолепная черная женщина, гуляющая по набережной курортного Биаррица. Род ее занятий — стриптизерша, к тому же снимающаяся в дешевых порнографических фильмах — предполагал быстротечный, ни к чему не обязывающий роман, и не роман даже, а так — легко стирающееся из памяти приключение, которое, наверное, бывает у большинства мужчин. Однако все оказалось гораздо сложней.История губительной, иссушающей страсти, рассказанная автором без присущих дамам сантиментов.
Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.
Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.
Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.
Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!
Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.
Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.