Балтийские кондотьеры - [2]

Поначалу, поход в родной порт лишь радовал, давая возможность наслаждаться детской мечтой, но уже на подходе к Таллину былой энтузиазм остался далеко за кормой. Все же ходить в одиночку на такие расстояния оказалось не слишком весело. За девять дней пути единственным более-менее интересным событием была встреча с целой сборной солянкой европейских тральщиков. Чего они все забыли в литовских водах было неясно, но наличие под боком дюжины тральщиков навивало на не слишком веселые мысли о возможной встрече с одной из 80 тысяч мин вываленных в эти воды за две мировые войны, с которыми даже через пятнадцать лет после окончания Великой Отечественной боролся еще его дед. Но рефлексии по данному поводу длились недолго и забылись через пару дней.

В Таллине Иван решил передохнуть перед последним рывком к родным берегам и с превеликим удовольствием погулял по городу, где посетил памятник установленный в память об экипаже пропавшего без вести сто двадцать лет назад броненосца "Русалка". Памятник благополучно пережил Первую Мировую, Гражданскую и Великую Отечественную войны и даже новые власти страны не посягнули на память русских моряков, даже подкидывали средства на содержание всей композиции в относительном порядке, что не могло не радовать. В конечно итоге, набравшись впечатлений и затарившись топливом и провиантом, он завалился спать, так как собирался выйти пораньше, чтобы попытаться добраться до Кронштадта за один день. Вот только неожиданно подвел будильник, и потому отдать швартовый удалось только в половину девятого утра.

Первый час пути прошел спокойно – тихое море и синее безоблачное небо грели душу и радовали глаз. И потому внезапное появление прямо по курсу натуральной стены из тумана оказалось настоящим шоком. Причем, создавалось такое впечатление, что туман, подобно живому существу, сам наползал на небольшой катер. Возвращаться назад в Таллин совершенно не хотелось и понадеявшись на недорогую спутниковую систему навигации прикупленную еще год назад, он вошел в туман, мгновенно осознав, что сильно переоценил свои способности – управлять, ориентируясь лишь по спутнику и не видя даже носа своего катера оказалось невозможно чисто с психологической точки зрения. Туман был настолько густым, что, казалось, его можно черпать ложкой. На некоторое время паника застила разум и чтобы не натворить бед, он решил остаться на прежнем курсе хоть тот и вел, чуть ли не напрямую в Хельсинки, а не к родному Санкт-Петербургу.

Глава 1. Живые и мертвые

.

Донимавшая его последний год головная боль вновь дала о себе знать с самого утра, и оттого настроение было препаршивым. Стук в дверь отдался в голове такой болью, будто он не отдыхал последние дни, а беспробудно пил. Причем пил исключительно горячительные напитки, от которых на следующий день неизменно навещает Бадун Иванович. С трудом поднявшись с кровати, он посидел несколько секунд, чтобы прийти в себя и наконец, смог заставить себя дойти до двери. Будучи не только командиром корабля Российского Императорского Флота, но и дворянином, Виктор Христофорович, тем не менее, никогда не имел в кармане лишних денег, и потому слуг в его семье не держали, что, впрочем, было в порядке вещей для большинства как флотских так и армейских офицеров живущих исключительно на положенное им жалование. Супругу же с детьми он отправил назад в Петербург еще несколько дней назад, потому, когда вестового не было под рукой, все приходилось делать самому, независимо от самочувствия. Удерживая на лбу намоченное холодной водой полотенце, он отворил дверь квартиры и увидел на пороге того самого положенного по занимаемой должности вестового.

– Ваше высокоблагородие, господин старший офицер послали за вами и велели напомнить, что мы должны сняться с якоря через два часа.

– Да, братец, помню. Все помню. – с тяжелым вздохом протянул капитан 2-го ранга и пригласив матроса зайти в квартиру, вернулся в свои апартаменты. Чемоданы были уже собраны, оставалось только надеть мундир и присесть на дорожку. Окинув взглядом комнату, он помассировал виски и понял, что больше сюда не вернется. Тогда, в самом конце морской компании, при заключительных зачетных стрельбах у него произошел особенно сильный приступ, после чего пришлось надолго слечь в кровать. Все доктора, к которым он обращался, после продолжительных, но не приносивших результатов процедур, лишь разводили руками, советуя оставить мостик корабля и перейти служить на берег. Для капитана 2-го ранга, разменявшего четвертый десяток, это означало окончательно распрощаться с будущей карьерой и делом всей жизни. Однако, судя по тому, что, не смотря на болезнь, то и дело отправлявшей его на койку, никто не пытался поставить вопрос о его непригодности к службе на кораблях, командованию он виделся ценным офицером и незаменимым специалистом. Все же далеко не любого офицера ставили командиром корабля в учебно-артиллерийском отряде Балтийского Флота. Подобная должность давала немало, но и требовало многого. И всей своей жизнью он доказал, что был достоин своего звания и должности, если не большего. Морское училище, Морская академия, Михайловская артиллерийская академия, участие в кругосветном плавании и 22 года беспорочной службы – все это выделяло его среди сотен и тысяч офицеров РИФ имевших куда как более скромные познания в науках и материальной части, не говоря уже об опыте. Он прекрасно знал, что ввиду нехватки кораблей на флоте и избытка офицеров, вынужденных прозябать на берегу, на его должность мгновенно найдутся десятки желающих, стоит командованию принять решение о его списании на берег, и потому, не смотря на мучавшею его болезнь, из последних сил старался выполнять свои обязанности с максимальной эффективностью. Все же, в конечном итоге именно он отвечал за выучку и навыки тех, кому предстояло служить России на всех прочих кораблях Российского Императорского Флота, и потому оставить мостик на попечение недостаточно подготовленного офицера не имел никакого морального права. Но в последнее время мигрень накатывала все чаще и чаще, так что намедни он даже был вынужден подать рапорт на имя командовавшего учебно-артиллерийским отрядом Балтийского флота, контр-адмирала Бурачека Павла Степановича, с просьбой заменить его в предстоящем выходе. Составляя рапорт, он понимал – это конец. Командир, ослабший настолько, что не смог привезти свой корабль назад в Кронштадт, уже не мог рассчитывать сохранить свою должность на следующий год. А ведь для ценза столь необходимого для получения следующего звания требовалось проплавать хотя бы еще один год, после чего уже можно было подумать о списании на берег. Но в то же время он не имел никакого права рисковать кораблем и экипажем, и потому рапорт был составлен и подан. Однако, судьбе было угодно, чтобы броненосец вернулся на зимнюю стоянку под началом своего командира, поскольку назначенный для его замены капитан 2-го ранга Траубе внезапно слег с сильнейшей ангиной и еще долгое время вынужден был провести подальше от холодного моря с ветром и поближе к теплой кровати с микстурами.