Баллада о сломанном носе - [32]

— Я сейчас кое-что странное скажу, но вы, наверное, ну, мне так кажется, вы мой папа… — сказал я.

Джон Джонс улыбнулся, склонился над столом и похлопал меня по плечу. Возможно, папы именно так и делают — не обнимаются со своими сыновьями, а по-дружески хлопают их по плечу.

— Существует единственный способ узнать наверняка, — сказал он, — мне нужно встречать твоя мама.

— Может, через несколько дней.

— Отлично. Расскажешь о себе?

Как уложить тринадцать лет в полчаса? Удивительно, но у меня неплохо получилось. Я о многом умолчал, но не врал. Просто не стал рассказывать о скопившихся в шкафу квитанциях и о наших соседях по дому. Ему вовсе не обязательно узнавать сразу обо всем. Я тоже расспросил его про жизнь, и он тоже вряд ли рассказал обо всем, потому что смог уложиться всего в пять минут. Джон Джонс родился в городе Тексаркане в штате Техас, но пожил и в Нью-Йорке, и в Вашингтоне, и даже немножко в Лондоне, и в Париже. Но его почему-то постоянно тянуло обратно в Норвегию, почему — он и сам не знал. Возможно, он чувствовал, что здесь у него растет сын, — так я решил, но делиться своими соображениями не стал.

Теперь Джон Джонс работает компьютерщиком, семьи у него нет, он любит лошадиные скачки, а летом ходит в горы.

— У меня есть братья и сестры… то есть о которых вы наверняка знаете?

— Нет.

— Вы любите оперу?

— Забавно, что ты спрашивать. Вообще-то не очень, но на днях я ходил на выступление Брина Терфеля.

— Не может быть! Я тоже там был!

— Ух ты! Круто! Правда ведь, он потрясающе петь?

— Он пел… очень потрясающе. Но послушай… — у меня с языка едва не слетело слово «папа». Мне так хотелось его произнести. Всегда хотелось. Будто это слово необычайно редкое и говорят его лишь в совершенно особых случаях. Но вместо этого я рассказал про Брина Терфеля и про то, как тот спел, высунувшись в окно. Джон Джонс засмеялся. Мой папа красиво смеялся.

— Ты любишь кататься на велосипеде? — вдруг спросил он.

— Мне велик только недавно подарили, — ответил я, но не сказал, что пока могу только катить его рядом.

— Я тоже люблю велосипед, — сказал он, — можем вместе покататься.

Мы решили, что созвонимся и вместе поедем к маме в больницу. Жизнь налаживалась. Может, мама с папой опять сойдутся? В интернете я читал про парочку, которая разбежалась, а через пятьдесят лет вновь сошлась. А мама с папой разошлись всего тринадцать лет назад — это вообще ерунда.

Перед тем как попрощаться, он спросил:

— А что у тебя с носом?

— Кое-кто обозвал мою маму.

— Барт, ты мне действительно нравишься!

— Операция прошла хорошо! — обрадовала меня бабушка, когда я вернулся домой.

— Супер! Знаешь, бабушка, у меня вообще сейчас в жизни все круто!

— Так это же прекрасно, Барт!

— Мне как-то слегка не по себе. Я боюсь — а вдруг это кончится?

— С чего ты взял? Барт, ты это заслужил, поэтому все и дальше так будет.

Откуда берутся бабушки? Их будто бы специально посылают к нам, чтобы они налаживали все то, что в нашей жизни вдруг сломалось. По телевизору показывали, что тех, кто совершил нечто особенное, король награждает медалью. По-моему, для бабушек тоже нужно учредить такую медаль. Особую Бабушкину медаль.

Бабушка помогла мне содрать пластырь с носа. Он сросся слегка кривовато, но со стороны это было практически незаметно. Он был по-прежнему слегка припухшим и начинал ныть каждый раз, когда бабушка случайно задевала кость. Рана на самом кончике покрылась коркой. Без пластыря я вновь стал похож на себя. Теперь, когда лицо мое выглядело почти как прежде, я почувствовал, что готов к новым подвигам.

— Сегодня я научусь кататься на велосипеде, — решительно заявил я.

— Твоя мама любила кататься, — откликнулась бабушка.

— Кода она познакомилась с папой, у нее как раз был красный велик с корзинкой на руле. Помнишь?

— А как же, прекрасно помню, Я вышел на улицу и повернул ключ в велосипедном замке. Два колеса, руль, педали и рама. Неужели все настолько сложно? Для дополнительных опорных колес я уже слишком взрослый, поэтому придется набивать шишки и синяки. Главное — набрать скорость, а потом равновесие удержится само собой.

Я уселся на велосипед и поставил ногу на педаль. Положил руки на руль и проверил тормоза. Асфальт был залит солнцем. Я упаду, только если буду бояться свалиться. Поэтому надо убедить себя в том, что кататься я уже умею. Мне всего-то и нужно проехаться вниз по улице на двух колесах. Покрутить немного педали и почувствовать адреналин.

Пришло время покататься на велике!

Только я нацелился проехать первые несколько метров, как сзади послышались чьи-то шаркающие шаги.

— Ты неправильно едешь, — колени у Гейра тряслись особенно сильно, а взгляд был пустым.

— О, привет! Почему неправильно?

— Не надо так скрючиваться, а то свалишься. Гляди подальше вперед, туда, куда едешь. А на асфальт перед собой не смотри.

Он придержал велосипед за багажник.

— Садись как следует. Ставь ногу на педаль. Ага, вот так. А теперь жми! Я побегу сзади, а ты давай, вперед! Жми!!!

Я крутил педали. Переднее колесо виляло, а сам я вихлялся из стороны в сторону, боясь потерять равновесие, — но я ехал! Гейр поддерживал меня сзади. По крайней мере я так считал, но потом вдруг обнаружил, что лежу на тротуаре, а Гейр остался далеко позади.