Баллада о Максе и Амели - [90]

– Лилли! – позвала Йедда.

– Что случилось? – спросила, открыв глаза, малышка.

– Иди сюда!

Лилли узнала женщину со шрамами, которая когда-то привезла ее собак к ветеринару, но теперь держала в руке нож. Девочка тут же окончательно проснулась и спросила дрожащим голосом:

– Что… что вам здесь нужно?

– Мне нужна ты.

Лилли заплакала. Она не спросила, зачем она нужна этой женщине. Я же поняла, что Йедда хочет убить эту малышку, чтобы причинить нам еще большие страдания. Лишь ради этого она нас и спасла. А знает ли она, что я беременна?

Я решила напасть на Йедду, пусть даже она и держала в руке нож. Однако Макс бросился на нее раньше. Он, видимо, решил ее убить. Как тогда, в горящем лесу.

Макс побежал напрямик через сеточку, лежавшую посреди комнаты, и умудрился при этом в ней не запутаться. Ему оставалось пробежать расстояние в два-три собачьих туловища – и он сможет вцепиться в Йедду зубами. Йедда подняла руку с ножом повыше. Ударит ли она Макса ножом, когда он на нее прыгнет – как это когда-то сделал человек в маске ворона? Я рявкнула Максу, что он должен отскочить назад, ко мне. Не слушая меня, он приготовился прыгнуть, но, прежде чем он успел это сделать, Йедда метнула нож.

Он угодил Максу в грудь.

Макс упал на бок на пол. Его глаза замерцали. Его ноги задрожали. Он, широко раскрыв рот, жадно вдыхал воздух.

Лилли закричала. Громко, пронзительно. Так пронзительно, что у меня больно завибрировало в ушах. Йедда подошла к Максу и одним резким движением вытащила нож из его тела. Кровь брызнула на деревянный пол, и несколько брызг попало на елку. Лилли закричала еще громче. Я залаяла. В моем животе что-то потянуло очень сильно. Мне захотелось броситься к Максу, чтобы забрать у него его боль. И броситься к Йедде, чтобы ее убить. И броситься вон из этого дома, чтобы спасти своих детенышей. Все эти противоречившие друг другу порывы парализовали меня, и я не могла даже пошевелиться. Йедда направила нож в сторону Лилли и сказала:

– А ну-ка подойди сюда.

Лилли, плача и дрожа, пошла к ней. Мимо меня. И мимо Макса. Он все еще жадно вдыхал воздух, широко раскрыв рот. Я продолжала стоять, как вкопанная. Так, как когда-то стояла перед Громом. Только на этот раз я боялась не за себя, а за Макса. И за своих детенышей.

Я чувствовала их всех.

Пять биений сердец.

Пять детенышей.

Детеныши были в моей утробе еще очень маленькими, но они уже знали, что такое страх смерти.

Йедда пошла с ножом в руке к Лилли, которая была слишком напугана, чтобы попытаться отсюда убежать.

– Нет! – рявкнула я.

Но Йедда взяла малышку на руки.

– Пожалуйста, не делай мне ничего плохого, – захныкала Лилли.

– Перестань дергаться, – прошипела Йедда и еще сильнее прижала Лилли к себе.

– Пожалуйста… – всхлипнула девочка.

– Прекрати, наконец, это нытье!

Лилли стала хныкать очень тихо. Я все еще не могла пошевелиться и лишь таращилась на женщину, которую когда-то называла своей сестрой. Таращилась на ее изувеченные руки и лицо, по выражению которого было видно, что она готова на все. И я осознала, что попытка убежать никаких проблем не решит. Бегством я безопасности своим детенышам не обеспечу. Йедда станет преследовать меня по горам до самых вершин и, если потребуется, заберется вслед за мной даже на облака. Есть только один способ спасти всех – своих детенышей, Лилли и Макса: мне необходимо Йедду убить.

Я взглянула на окровавленный нож, и при свете горящего в камине огня он показался мне живым. Он словно радовался тому, что только что поранил Макса и скоро прикончит Лилли.

Я напрягла ноги. Я собью Йедду с ног – собью с ног вместе с Лилли – и вопьюсь зубами в ее руку, чтобы она выронила нож и чтобы моя маленькая подружка могла быстренько отползти в сторону. Затем я вопьюсь зубами в шею Йедды. Как когда-то впилась зубами в шею Анатьяри. Только теперь я сделаю это не из сострадания. Мне просто нужно защитить себя и тех, кого я люблю.

Я бросилась было вперед…

…но Йедда приложила окровавленный нож к шее Лилли и крикнула мне:

– А ну стой!

Я тут же остановилась.

– Это ты во всем виновата! – заявила она мне.

Возможно, она сейчас упрекнет меня в том, что я убила Анатьяри. Даже если бы я и могла разговаривать с людьми, Йедда все равно никогда бы мне не поверила, что мы убили ее возлюбленного из сострадания. Нижняя часть моего живота судорожно сжалась. Произойдет ли со мной сейчас то, что произошло с ней тогда? Потеряю ли я своих детенышей, когда увижу, как она убьет Лилли?

– Если бы ты в него не влюбилась, – она показала кивком своего обгорелого подбородка на Макса, который таращился на нас, – я смогла бы разорвать связывающую нас нить. И все стало бы другим. Цикл был бы прерван.

Я из ее слов поняла лишь одно: если бы я не открыла свое сердце Максу, все стало бы другим. Но теперь все опять будет таким же, каким оно было с незапамятных времен. Нам с Максом опять будет суждено становиться ее жертвами в каждой нашей жизни.

Но я, однако, уже знала, что любовь не является нашей судьбой, а исходит откуда-то у нас изнутри. Разве у нас нет возможности такой вот своей судьбы избежать? Разве мы не можем прервать цикл (как это назвала Йедда)? Вот только как?