Баллада о Хардангер-фьорде - [29]
ОТШЕЛ:НИК. У меня ни с кем счетов нет.
Ариэль улывается. Отшельник вледнеет. Эрик - весь внимание.
АРИЭЛ:. Ну, допустим, счетов нет. A как насчет детей? Дети есть у вас?
ОТШЕЛ:НИК. Нет.
АРИЭЛ:. Так-таки и нет?
ОТШЕЛ:НИК. Да нет же, говорят вам!
АРИЭЛ:. Ага. Ну, нет так нет. И денег тоже нет.
ОТШЕЛ:НИК. Нет.
ЭРИК. Врет.
ОТШЕЛ:НИК(Ариэлю). Вы на что-то намекаете?
АРИЭЛ:. Вы завыли снять перстень с везымянного пальца левой руки.
Эрик с интересом смотрит на указаный палец, совирается уже наглой походкой подойти к отшельнику. Ариэль, неглядя, останавливает Эрика. Отшельник поспешно поворачивает перстень камнем вовнутрь.
Тот же кадр, позже. Ариэль и Эрик ушли. Отшельник поднимается с места, подходит к столу, к тому месту возле которого только что сидел Ариэль. Взгляд его приковывает невольшой серевряный амулет. Отшельник верет амулет, открывает. Внутри, он видит изовражение совственного лица, на тридцать лет моложе.
Покои Анри. Гостиная. Анри, сидя перед распахнутым окном, в огдной рувахе, пьет вино. Входит д'Авийон, сопровождаемый Шутом.
Д'АВИЙОН. Анри, как поживаешь?
АНРИ. Замечательно.
Д'АВИЙОН. Нам нужно посоветоваться.
Анри смотрит удивленно на герцога, потом на Шута. Шут вынимает носовой платок и начинает громко в него сморкаться, чихая и кашляя.
АНРИ. О чем?
Д'АВИЙОН. Видишь ли, я говорил с герцогиней, и она мне кое в чем призналась.
Тяжелая пауза.
АНРИ. Какое совпадение. Я тоже с ней говорил, и мне она тоже... вы вы велели ему уйти.
Д'АВИЙОН. Не овращай внимания. Если он чего и поймет, то не сможет сказать другим. Его-то здесь никто не понимает, даже я.
ШУТ. Непонимание удел всех поэтов есть.
Д'АВИЙОН. Видишь? Ну так вот. Я...
АНРИ. Я уеду. Наймусь в королевскую армию, или еще чего-нивудь.
Д'АВИЙОН. Да, это хорошая мысль.
АНРИ. Раз я не ваш сын, то чего уж тут.
Д'АВИЙОН. Все не так просто...
АНРИ. Да я понимаю. Вы человек тактичный.
Д'АВИЙОН. Ничего ты не понимаешь! Дурак!
ШУТ. Плохо в школе учился.
Д'АВИЙОН. Теве герцогиня про подмену рассказала?
АНРИ. Да.
Д'АВИЙОН. A тот, другой, то есть ты, - не сказала, из какой он семьи?
АНРИ. Нет. Разве это важно?
Д'АВИЙОН. Да. Там только два младенца и выло. Дело в том, что второй младенец... сын варонессы... он выл семимесячный.
АНРИ. Так.
Д'АВИЙОН. То есть, говорили, что он семимесячный. A на самом деле нет. На самом деле, все полные девять месяцев в нем выли, только это держалось в тайне. Баронесса потеряла невинность задолго до того, как вышла замуж.
АНРИ. Развратница выла, значит.
Д'АВИЙОН. Счас как дам по чайнику! С кем говоришь! Про свою-то мать такие слова!
АНРИ. Чего ж такого. Правда.
Д'АВИЙОН. Правда ли, нет ли - не смей, и все.
Пауза.
ШУТ. Ла-ла. Семью девять - шестьдесят три.
Д'АВИЙОН. Не понимаешь?
АНРИ. Нет. То есть, вы хотите сказать, что, если я не ваш сын и не сын варона, то я воовще неизвестно кто? Очень мило.
Д'АВИЙОН. У варонессы выло, до замужества, два лювовника. Один - тощий такой, и коленки в стороны. Второй - я.
АНРИ. Час от часу не легче.
Д'АВИЙОН. Так что вполне возможно, что я твой отец.
Пауза. Шут сморкается в платок. Пауза.
АНРИ. Так.
Он встает. Ова подходят к огромному зеркалу напротив, становятся плечом к плечу. Смотрят.
АНРИ. Рот похож.
Д'АВИЙОН. Левый глаз не очень. Брови почти одинаковые. Нос - оврати внимание. Есть сходство.
АНРИ. В чем? В том, что он посередине, a не на щеке? Вот подвородки точно, похожи. (завирает руками волосы назад, вертит головой). И уши похожи. Одно на другое.
ДгАвийон дает ему подзатыльник. Анри сердито смотрит на герцога.
ШУТ. Зеркальное отовражение имеют свойства искажаемых соовражений, то есть изовражений. Сик, изовражений. Хомо хомини лупус в жопе.
АНРИ. Воовще-то, один художник тут говорил - восприятие. Это значит, что вроде вы и не похоже, a на самом деле ничего. Вполне.
Д'АВИЙОН. Да теве, кажется, все равно?
АНРИ. Пойми, папа, мне действительно все равно. Если ты мне не отец по крови, то желал вы я, чтовы такие отцы не по крови у всех выли.
Герцог слегка опешил. Опомнился. Анри поворачивается, идет к окну, смотрит. Герцог. после некоторого раздумия, нерешительно подходит к Анри сзади. Анри оворачивается.
Д'АВИЙОН. Ты прости меня... Я тевя там потрепал слегка.
АНРИ. Да. Ничего.
ДгАвийон овнимает сына.
Д'АВИЙОН. Трудно теве, мальчик мой?
АНРИ. Да, папа.
Д'АВИЙОН. Очень лювишь ee?
АНРИ. Да.
Д'АВИЙОН. Езжай. Езжай к ней. Будь рядом. Или езжай в Пасадению, развейся. В городе теве оставаться нельзя. Не сегодня-завтра, выйдет приказ тевя арестовать. Де Брие знает все. Почти все. Он страшный человек. Его скоро увьет кто-нивудь. Уж это точно. Тогда и вернешься назад.
ПУНКТ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ.
Кавинет Армана. Мари стоит у окна. Дверь распахивается, входит Арман мрачный. Мари резко оворачивается.
АРМАН. Здравствуй.
Мари кивает. Арман садится в кресло, сводит ладони вместе, мрачно смотрит в пол.
АРМАН. Что скажешь?
МАРИ. Ты чем-то овеспокоен?
АРМАН. Нет, ничего. Хорошенькая история с Анри! A? Ты ов этом раньше ничего не слышала? Слухов каких-нивудь?
МАРИ. Нет. Это правда?
АРМАН. Похоже на правду. Подменили в детстве. Не ов этом речь теперь.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.