Баллада о дипкурьерах - [12]

В вагон поднялись двое с винтовками. Начали проверять пассажиров, причём, что очень удивило Урасова, осматривали только женщин и только головные уборы. Красноармеец стягивал платки и трогал волосы. Женщины смеялись, визжали, по не сопротивлялись, это им даже нравилось, особенно молодым. Иные сами стаскивали платки. Рядом с Урасовым сидела завязанная тёплым платком баба с кошёлкой. Она вдруг сорвалась с места, бросилась к дверям. Но красноармеец успел преградить ей путь, а второй наставил магам:

— Руки вверх!

Платок тут же был сорван. Вместо бабы оказался мужик.

— Попался, петлюровская сволочь! А что у тебя в кошёлке?

Там оказались гранаты. Петлюровца сняли, закончили досмотр женщин.

Пограничный полустанок. Женщины разбрелись по окрестным деревням. Военнопленные остались. Как ехать дальше? На путях стоит под парами бронепоезд. Впереди две платформы, сзади — одна. Урасов подошёл к какому-то командиру (галифе кожаное, маузер на боку — конечно, командир!).

— Товарищ красный командир, подвези нас, если будешь ехать вперёд. Мы военнопленные, к своим бабам добираемся.

Командир неожиданно для Урасова согласился:

— Садитесь на заднюю платформу. Живо!

Когда все влезли, тот же командир сказал:

— Ежели встретится петлюровский бронепоезд, откроем огонь. Тогда по моей команде живо все слетай на землю.

Так и случилось. Проехав километров десять, поезд ещё на ходу начал стрельбу. Потом стал. Платформа вмиг опустела.

Урасов и ещё двое венгров-крестьян, с которыми он успел познакомиться, сразу подались влево, в ближний лесок. Да и дорога туда вела. За ними потянулись и остальные. Всего человек тридцать.

Урасову стало ясно: вдоль железной дороги идти опасно. Поэтому ом первым завернул в лесок. Но куда ведёт эта дорога? В сторону Винницы. Вскоре показалась деревня. Отдохнули возле крайних хат, расспросили дорогу на Винницу.

Владимир и двое венгров-крестьян шагали впереди — нужно было засветло попасть в город.

Невдалеке показался петлюровский конный разъезд. Но он почему-то не приблизился — конники издали посмотрели на ходоков и ускакали.

Тем же путём шли дальше и военнопленные. Впереди зачернели соломенные кровли.

— Отдохнём в селе малость, а то притомились, — сказал Урасов своим спутникам.

Втянулись в улицу. А там полно петлюровцев. Конные, пешие. Смотрят на входящих. Чувствовалось: ожидают. Многие нетвёрдо стоят на ногах, покачиваются, сверля исподлобья мутными, недобрыми глазами.

Сидевший на коне здоровенный детина тронул лошадь шпорами, приблизился. Провёл рукой по усам — правый был закручен вверх, левый — вниз.

— Стройсь! — крикнул высоко, визгливо.

Выстроились. Урасов занял место в самой середине.

Конный снова рукой по усам.

— Предупреждаем: усе ценности, как-то золото, серебро, николаевские деньги и прочие брильянты, приготувать к конфискации. В случае скрытия — меры военного врэмэни — шлёпаем на мести.

Четыре шеренги зашевелились. Из-за пазухи, из карманов, шапок вынимались ценности. Урасов приготовил сто рублей серебром. Остальные деньги лежали в старом сундучке с двойным дном.

Несколько петлюровцев пошли по шеренгам. Осмотр начали с двух концов. У бандитов были мешки — в них ссыпали добычу. От петлюровцев сильно несло самогоном.

Урасов внимательно наблюдал за обыском. Бандиты прощупывали швы, срывали с пленных головные уборы и, помяв их в руках, бросали в лицо, отборно ругаясь, У двух военнопленных распороли пальто и нашли деньги. Их тут же зарубили шашками. Стоявшие рядом шарахнулись в стороны, шеренги смешались.

— Стройсь, суки, а то всех порубаем!

Пока восстанавливался порядок, Владимир успел передвинуться левее, он заметил, что двое петлюровцев слева менее тщательно шарят, хотя больше матерятся. Особенно старший — тучный, с жёлто-голубым бантом на папахе. Он каждого тыкал кулаком в грудь:

— Шо у тэбэ?

Жадно хватал деньги, дёргал за одежду, нещадно матерясь, и подходил к следующему.

Вот он наконец остановился перед Урасовым. Ожидая удара в грудь (петлюровец всех бил перед обыском), Владимир стал чуть боком, так, чтобы удобней было откинуться назад. Удар скользнул по пальто.

— Шо у тэбэ?

Владимир протянул завязанное в платок серебро. Петлюровец с жадностью захватил полную горсть, высыпал себе в кармам, роняя монеты на землю, остальное швырнул в мешок.

— Оце й усэ?

— Всё. Больше ничего нету.

Воровские глаза недоверчиво шарят по фигуре Урасова. «Надо отвлечь его внимание».

— Вот разве что это. — Он подтолкнул ногой свой сундучок, раскрыл. Там сверху лежал специальный набор, рассчитанный для подобных случаев: мыло, дамские чулки и другая дефицитная дребедень. Всё это быстро очутилось во вместительном кармане петлюровца.

— Скидай ботинки!

У Владимира были новые, крепкие кожаные ботинки сорок пятого размера — на два номера больше, чем нужно, — тоже не случайно.

Грабитель тут же натянул ботинок, повертел ногой, неожиданно швырнул обратно:

— Дужэ вэлыки.

Выругался витиевато и подошёл к следующему.

«Кажется, пронесло». Спина Владимира была влажной.

Осмотр закончился. Два вздувшихся мешка награбленного поднесли к верховому усачу, перебросили через седло. Главарь махнул нагайкой вдоль улицы: