Бал. Жар крови - [39]

Эти слова произнес дядюшка Гонен, земли которого расположены по соседству с владениями Декло. На его лице, обычно терпеливом, появляется упрямое и жесткое выражение, которое в наших краях выдает человека, позарившегося на добро своего ближнего. Все остальные помалкивают. Мне эта игра знакома по собственному опыту. Так обращаются со всеми чужаками, с теми, кто оторвался от своих корней или с теми, чье присутствие по той или иной причине считают нежелательным. Меня ведь тоже недолюбливали. Я бросил свое наследство. Предпочел родине иные страны. Поэтому цена всего, что я желал купить, моментально удваивалась, а все, что я собирался продать, обесценивалось. Даже в самых ничтожных делах я замечал неизменные злые намерения, рассчитанные на то, чтобы сделать мою жизнь невыносимой и заставить меня уехать в дальние края. Но я не поддавался. Я не уехал. Однако мое состояние перешло к ним. Мои луга принадлежат Симону де Сент-Арно, который сидит рядом со мной, опираясь своими огромными черными руками на колени, моими землями владеет Шарль де Рош, а дом, где я родился, теперь собственность толстого румяного фермера, с виду умиротворенного и полусонного, говорящего сейчас с доброй улыбкой:

— Нет сомнения, что мадам Декло лучше поступила бы, если бы продала свои земли. Что толку в том, что она разбирается в сельском хозяйстве? Есть вещи, женщине не подвластные.

— Она молода и еще выйдет замуж.

Теперь они все встают. Один раскрывает большой зонт. Другой надевает башмаки и завязывает под подбородком шарф. Уже почти с порога фальшиво равнодушный голос произносит:

— Так вы считаете, что она снова выйдет замуж, господин Марк?

Все поворачиваются в его сторону, их глазки сужаются от усилий сдержать издевательский смех. А он переводит взгляд с одного на другого, как будто пытаясь угадать, что именно они думают и что замалчивают, и как ему лучше отразить удар. В конце концов он отвечает, пожимая плечами и прикрывая глаза, с выражением скуки на лице:

— А мне-то откуда знать?

— Да как же, господин Марк. Всем известно, что вы были близко знакомы со стариком, не так ли? Хотя он и был прижимист и недоверчив, он, кажется, позволял вам являться к нему в любое время суток, а иногда вы выходили от него даже за полночь. Надо полагать, с тех пор как он умер, вы хоть несколько раз навестили вдову?

— Пару раз, не больше.

— Для вас это должно быть прискорбно, господин Марк. Раньше вас любили и привечали в двух домах, а теперь в обоих скончался хозяин.

— В двух домах?

— Кудрэ и Мулен-Неф.

И, как будто удовлетворившись дрожью, которую Марк не смог скрыть (дрожью настолько сильной, что он уронил бокал, и тот упал на плиточный пол и разбился), крестьяне наконец уходят. Они церемонно раскланиваются с нами:

— Приятного вечера, господин Сильвестр. У вас все в порядке? Ну и слава Богу. Приятного вечера, господин Марк. При встрече передайте привет госпоже Декло.

За дверью — осенняя ночь, слышен шум дождя, башмаки месят мокрую землю; доносится чуть более отдаленное журчание: с огромных деревьев в замковом парке по соседству стекает вода; рыдают сосны.

Ну а я курю свою трубку. Марк Онет смотрит в одну точку. В конце концов он со вздохом заказывает:

— Хозяин, еще пол-литра.

В тот же вечер, уже после ухода Марка Онета, к «Гостинице путешественников» подъезжает машина, полная парижан: они делают небольшую остановку, чтобы выпить по рюмке и устранить небольшую техническую неполадку. Смеясь и громко разговаривая, они входят в зал. Смерив меня взглядом, женщины безуспешно пытаются краситься перед потускневшими зеркалами, искажающими черты лица. Некоторые из них приближаются к окнам, чтобы посмотреть на мощеную улочку, струи ливня и уснувшие домишки.

— Как спокойно здесь, — со смехом говорит девушка и моментально отворачивается.

Позднее они обгоняют меня на дороге. Они направляются в Мулен. За эту ночь они проедут мимо тихих полей, погруженных в сон селений, мимо молчаливых темных особняков, и им и в голову не придет, что во всем этом есть своя глубокая тайная жизнь, о которой они никогда не узнают. Я спрашиваю себя, каким сном будет спать этой ночью Марк Онет и будет ли ему сниться Мулен-Неф и зелено-пенная речка.

У нас молотят зерно. Лето на исходе, и это последний цикл сельскохозяйственных работ. Пора трудов и веселья. Пекутся огромные торты, и дети уже целую неделю трясут сливовые деревья, плодами которых их будут украшать. В этом году отличный урожай слив; из маленького фруктового сада за моим домом доносится жужжание пчел; в траве валяются гниющие фрукты, и из-под их золотистой потрескавшейся кожицы проступают жемчужины сахара. На каждой ферме считают делом чести угостить работников, молотящих зерно, и соседей лучшим вином или самыми густыми сливками. Кроме того, подают еще круглые пироги с вишневой начинкой и лоснящейся масляной корочкой, сухой козий сыр, которым так любят лакомиться наши крестьяне, блюда из чечевицы и картофеля, кофе и водку из виноградных выжимок.

Так как моя служанка отправилась на целый день к своим родственникам, чтобы помочь им приготовить праздничный обед, я пошел к Эрарам. Франсуа и Колетт собираются посетить одно из ее имений, расположенное в местечке под названием Малюре, недалеко от Мулен-Неф. Они приглашают меня сопровождать их. Сынок Колетт, которому уже два года, останется дома с бабушкой. Колетт расстается с ним с большим трудом. Она испытывает к этому ребенку любовь, смешанную с постоянной тревогой, которая является для нее скорее источником пытки, чем радости. Перед отъездом она дает Элен и няне бесконечные указания, особенно подчеркивая, что нельзя позволять ребенку резвиться у воды. Элен кивает нежно и рассудительно.