Баку 1501 - [44]

Шрифт
Интервал

Зрители переговаривались:

- Пах... пах... И это мужчина?! Пепел ему на голову, чего это он женщиной вырядился?

- Такое у него ремесло... Мютриб...

- Нашел себе... И ведь не проваливается от стыда сквозь землю! Бедрами крутит - деньги зарабатывает. Вот про таких недаром говорит: "Ты кровью и потом деньги зарабатываешь, а женушке отдай - так Нурджахан их по ветру развеет". Клянусь, даже обезьяна умней его, а уж медведь...

Один из дервишей, стоявших рядом с Исмаилом и его близкими, проговорил:

- Ну и что ж, что животное! Поэт прекрасно сказал:

Тонкому прутику дать воспитание не пожалеешь труда

Даже свирелью Хосрова стать он сумеет тогда.

Дервиш прочитал это двустишие каким-то удивительным тоном... Исмаил терпеть не мог дервишей, особенно типа Элеви - сбривающих волосы на голове, бороду, усы, и даже брови с ресницами; исступленно кружащихся, прыгающих, пугающих людей дикими воплями, заклинаниями поднимающих овес прямо на стены; бездельников и попрошаек, требующих с бедных пахарей "долю предков". Но были у него в среде дервишей и такие друзья и знакомые, широте знаний, глубине ума которых он не переставал изумляться. Среди них были и бескорыстно служившие родине: бросаясь в огонь, на раскаленные угли они прославляли идеи братства - "ахи". Большинство его собственных соглядатаев было как раз из таких дервишей. В народе сложили о них дастаны и сказки, как о "не собирающих дань, а раздающих дань". Они помогали беднякам в самые трудные дни... Но все это выявят исследователи через пять грядущих веков, теперь же Исмаил поверил, что видит перед собой именно философа, образованного и гуманного человека, и почему-то Исмаилу в этот вечер захотелось побеседовать с ним... Сообщив о своем желании Рагим-беку, шах ушел в свой шатер.

...Беседа их началась странно. Хотя он и не назвался - старый, умудренный прожитым и увиденным дервиш узнал его. Исмаилу не пришлось увидеть деда. Он даже отца своего помнил весьма смутно. Но, как все мальчики, он с детства безотчетно тяготел к мудрым старцам, воинственным мужам. Вот и теперь...

- Мой государь, людей необходимо избавить от трех главных бед нашего времени: голода, непрекращающихся войн и еще от гнета местных правителей и сборщиков налогов, изменяющих твоему собственному трону. У тебя не вызывает подозрений правитель, приносящий тебе ценный подарок? Откуда, каким путем он его заполучил?.. Заработок известен, доходы известны - будь же справедлив, государь! Знай, что между молотом и наковальней расплющивается железо, но ни наковальня не страдает, ни молот. Между тобой и правителями, сборщиками налогов находятся твои родные, твои подданные, для которых ты являешься отцом, так заботься о них!

Беседа затянулась до поздней ночи, до первых петухов. Перед ними на скатерти стояло блюдо с пловом, приготовленное хорошенькой невесткой Ибадуллаха, лежали чуреки с анисом, маком, кунжутом, шор с пряностями. В ту ночь Исмаил чувствовал в шатре своем дыхание мучеников - деда Шейха Джунейда, которого никогда не видел, и отца Шейха Гейдара, которого почти не помнил. Как будто именно для этой ночи он забрал останки своих родных и привез их сюда, чтобы они языком этого мудрого дервиша дали ему то наставление, которое не смогли дать при жизни, исполнив свой долг отца и деда.

Дервиш говорил:

- Мой государь! Внуши своим воинам, что знамя, которое они несут, зовет их только к добру. Человек, не любящий людей, не может быть настоящим кази. Настоящий человек, если он глубоко осознает, что он - сын человеческий, никогда не будет унижен или порабощен кем-либо. Ты скажи им, внуши, что вселенная, которая создала нас, дала людям глаза. А они нужны не для того, чтобы видеть плохие вещи и дурные поступки, а чтобы видеть хорошие. Уши нужны для того, чтобы не слушать сплетни и клевету. Язык чтобы ни о ком не говорить плохого, только хорошее! Ноги даны нам, чтобы не идти по дурному, неправедному пути. Руки - для того, чтобы творить праведные дела. Все, чем одарила нас природа, что даровано создателем, что дает нам возможность видеть, слышать, говорить - пусть употребят твои кази на добрые дела! Ты скажи им: если они будут жить не верой в будущее, а только сегодняшним днем - к завтрашнему прийти, мой государь, будет не с чем. Нельзя надеяться на "авось", - так можно пошатнуть трон, на котором сидишь. Учись у цветов, тоскующих по весне. Эти слабые цветы знают, что они не увидят, не дождутся весны - и все же любовь к жизни заставляет их упорно поднимать из-под снега свои головки. Если в тебе нет силы и упорства подснежника - пусть тогда поднимет тебя мощь тоски по весне! Чтобы жить, чтобы производить себе подобных...

Дервиш продолжал:

- Твои стихи, в особенности нефесы, пользуются успехом, мой государь! Их читают повсюду, знают наизусть. Ты сочинил их, движимый любовью к языку, впитанному тобой с молоком матери. Этими стихами ты всегда сможешь призвать к себе людей, позвать на войну, и когда бы ты это ни сделал - увидишь вокруг? себя множество их. Но имей в виду, что в твоих стихах религиозные верования ислама сплелись в такой клубок, что и не распутать. Я как-то встретился в Эрзеруме с одним молодым дервишем. Он сказал мне, что из Конии идет искать у тебя правды. Я своими глазами видел, как со всех концов нашей родины стекаются люди, чтобы искать у тебя заступничества и справедливости. И бегущий на тебя уповает, и преследующий. Я спросил того молодого дервиша о его беде: "Зачем ты идешь к порогу того, кто славой подобен Искандеру?" "За истиной", - ответил он. Я спросил: "А в чем твоя истина? Может, у тебя силой отобрали возлюбленную? Или ты хочешь взять меч и присоединиться к тем, кто сражается за веру?" Ведь многие и с разными целями предстают перед тобой - одни хотят стать мучениками за веру, другие ищут славы, третьи богатства... - "Нет, - сказал он, - ничто из перечисленного тобой не волнует меня. Я хочу найти того, кто обладает истинной верой, хочу найти самый тонкий и верный путь мудрецов. Я прочитал много стихов Хатаи, но все же не разобрался - кто он? Во что верует? Какой секты - суфий, бекташи, хуруфист, негшбендист, батинист, шиит ли? Или соль всех этих учений, мессия, пришедший, чтобы объединить всех мусульман, в одной вере?! Потому что в его стихах я нашел начала всех учений...". Рано или поздно этот молодой дервиш предстанет перед тобой государь. Не оставляй его без надежды, да и никого из окружающих тебя людей. И еще: не верь наставлениям тех - и моим в том числе, - с чьими поступками ты не согласен, мой государь!


Еще от автора Азиза Мамед кызы Джафарзаде
Напасть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звучит повсюду голос мой

Этот роман посвящен жизни и деятельности выдающегося азербайджанского поэта, демократа и просветителя XIX века Сеида Азима Ширвани. Поэт и время, поэт и народ, поэт и общество - вот те узловые моменты, которыми определяется проблематика романа. Говоря о судьбе поэта, А. Джафарзаде воспроизводит социальную и духовную жизнь эпохи, рисует картины народной жизни, показывает пробуждение народного самосознания, тягу простых людей к знаниям, к справедливости, к общению и дружбе с народами других стран.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.