Бактриана - [24]

Зал почти опустел, и дальше оставаться было неудобно.

Энвер нервно играл перчаткой, отстукивая ногой такт марша. Его офицеры — двое турок, бухарец и какой-то русский, из бывших князей, — почтительно переживали скверное настроение своего шефа.

Наконец, Энверу надоело ждать, и он, продолжая со мной перебрасываться словами, двинулся к трону.

Я увидел тревожный взгляд Бактрианы, направленный на него. Ее лицо было лишено обычного спокойного выражения. Влюбленные всегда проницательны, и я чувствовал, что она взволнована более, чем когда-либо.

Энвер стоял перед троном, глядя на нее в упор своими черными и властными глазами.

— Я должен поблагодарить вас за обещанную помощь.

Он говорил по-немецки, иронически подчеркивая слова.

— Я забыл, что обещания женщины, даже если она царица, нельзя принимать всерьез.

Лицо Бактрианы вспыхнуло алым пожаром. Она едва не приподнялась от негодования. Но тотчас же это выражение сменилось другим. Передо мной была только страдающая и виноватая женщина.

— Я надеюсь, что мне удастся кое-что сделать. Может быть, еще сегодня мы поговорим об этом.

Энвер сделал злое лицо. В нем чувствовался человек, играющий в жизни спокойно, в отличие от актеров, делающих это лишь на сцене. Все жесты были театральные, каждое движение его была сознательная ложь, поза, стремление производить впечатление на окружающих.

— Я не могу ждать и мне не о чем говорить. Честь имею кланяться, царица!

Он отошел, и наступила моя очередь откланяться Бактриане.

— Я намерен уехать, хотя мои дальнейшие шаги будут зависеть от вас. Я хочу поговорить с вами возможно скорее.

Бактриана взглянула на меня, и в ее голубых глазах в первый раз я заметил лучи печали.

— Приходите в любое время, — сказала она грустно, — но не покидайте меня. Вы мне очень нужны.

На площадке белой лестницы я догнал Энвера-пашу.

— Не хотите ли поговорить по дороге?

— Нет, — отвечал Энвер, — я лучше заеду к вам завтра, мне некуда ехать, я живу при дворце.

«Итак, он жил во дворце уже три недели и, наверное, не раз видел Бактриану», — подумал я и понял, что мое неприязненное чувство к нему было бессознательным результатом другого чувства — ревности.

Глава XXIII НОЧНАЯ ПОГОНЯ

Дорога от дворца пролегала по когда-то дикому ущелью. В него дул и свистел ветер. Буря и порывы вихря, сметая пыль и сгибая деревья, рождали в сознании неукротимые желания.

Кони, казалось, имели крылья; они неслись в безумном беге, едва касаясь земли и увлекая за собою колесницу.

Косой дождь бил в лицо. Сквозь шум падающих водяных струй врывался отдаленный стук лошадиных копыт по мокрой, хлюпающей земле.

Кто-то скакал впереди бешеным галопом. Вскоре в темноте ночи издали стал выделяться силуэт лошади с пригнувшимся всадником. Кафир, управлявший колесницей, — громадный человек, закутанный в мокрый плащ и прикрытый каской, — гикнул, ахнул и ударил вожжами, подгоняя коней.

Уже огни домов Дира отражались на блестящих камнях улиц, а расстояние между нами и всадником не уменьшалось. Вцепившись в перекладину колесницы, подскакивая на ухабах, согнувшись от ветра, я всматривался в летевшую впереди нас лошадиную тень.

Перед моим домом сразу оборвался галоп, всадник соскочил с лошади и скрылся в дверях. Мы пролетели вперед, затем повернули колесницу и, когда я стучал в медный круг, прибитый к двери, ни коня, ни всадника не оказалось.

Открыл слуга — плосконосый сияпуш.

— Сюда кто-то только что вошел.

— Нет, — отвечал он невозмутимо, — никого не было.

Я отстранил его рукой и пошел по коридору, но остановился, заметив в одной из дверей пробивавшийся сквозь щели свет.

Одним прыжком вскочив в комнату, я увидел: Дизана снимала мокрые сандалии. На полу, в луже воды, валялся плащ. Кожаные перчатки, шлем и хлыст лежали рядом. С распущенных волос и лица стекала струями вода.

Изумленная моим появлением, она смотрела на меня с испугом.

— Это ты только что приехала сюда верхом?

Она колебалась, не зная, что сказать.

— Напрасно ты молчишь. Я тебя узнал совершенно ясно на повороте дороги.

Она все еще раздумывала, но, осененная каким-то принятым решением, выпрямилась и совершенно спокойно сказала:

— Да, это была я.

С момента моей встречи с Бактрианой, наши отношения с Дизаной резко изменились. Я был рассеян, холоден и сдержан. Она — робка, печальна и молчалива. Я никогда не задумывался над тем, что она переживала. Наша связь возникла быстро, неожиданно, и я не мог понять, что толкнуло ко мне это странное, по-своему обаятельное и загадочное существо. Отдельные фразы Дизаны, ее жесты и поступки иногда заставляли меня думать о том, что она следит за каждым моим шагом. Она понимала многое и, конечно, звала гораздо больше меня. Было трудно уяснить ее настоящее положение. Официально она была танцовщицей, рабыней. Бактриану она ненавидела и боялась ее. Джаст обращался с нею очень почтительно, она свободно посещала дворец, высокомерно обращалась со слугами и имела влияние при дворе.

Глядя на ее стройную фигуру, обтянутую мокрой туникой, и умные, большие черные глаза, я начинал понимать, что она могла бы быть моей союзницей. Женская дружба отличается от мужской тем, что имеет все ее достоинства, не имея никаких ее недостатков.