Бакалавр - [23]
– Ты ж моя умница! – почти растроганно пробормотала Татьяна Кривич, галантно пропущенная вперёд по причине невеликого роста.
Злые языки – а такие находятся везде и всегда – поговаривали, что эта приятная во всех отношениях дама ценит не только женский ум, но и женскую красоту. Однако языкам приходилось быть предельно осторожными. Если, разумеется, их владельцы и дальше хотели пользоваться ими. Трудно пользоваться вырванным языком, не так ли?
В команде майора Солдатова принято было считать, что сами они друг о друге могут думать и говорить всё, что угодно. Но что позволено кесарю – не позволено слесарю. И потому посторонних болтунов не жаловали. Да так, что те предпочитали держаться на расстоянии, почтительном по любым меркам.
– Да уж, – вздохнул Озеров, после нарочитого воя запуская пятерню в непослушную шевелюру. – Стиль есть стиль. Если он есть. Но тут стиля явно выше крыши. Умная, стерва.
– Кто именно? – донеслось от дверей.
– Твоя рыжая подруга, шеф! – отозвался Махров, всё так же не поворачивая головы. – Она сняла одежду…
– Я заметил, – пробормотал Солдатов, приближаясь и из-за раздавшихся подчинённых глядя на дисплей. На дисплее в замедленном темпе двигалось изображение, которое получается, когда кто-то – в данном случае Лана Дитц – прокручивает вокруг себя саронг с налепленной на него камерой. Тело, которое прекратил скрывать снятый саронг, с точки зрения любого нормального мужчины вполне заслуживало того, чтобы на него посмотреть. А еще лучше…
– … и выбросила в утилизатор, – с несколько преувеличенным вздохом закончил связист.
– Не удивлен.
– А зачем ты камеру-то на неё нацепил? Думал, не выпасет?
– Да, пожалуй, от отчаяния. Я её прокачивал минут сорок…
– И каков результат? – Махров имел право обращаться к командиру в любом его, командира, настроении. И сейчас пользовался этим на полную катушку.
– Никакого, – устало буркнул майор, плюхаясь на нижнюю из двух узких коек. – Я так и не смог подобрать вопрос, на который она не смогла бы ответить или не захотела бы отвечать. И, насколько я могу судить, не соврала – впрямую – тоже ни разу. А умолчание не враньё.
– И что тебя не устраивает? – удивилась Таня.
– Это очень плохо. То ли я разучился задавать вопросы, то ли она навострилась давать ответы. И то и другое не слишком весело. Допустим, она ничего не боится, ничего не скрывает… сама по себе или по приказу командования… но что-то же должно быть за пазухой, нет? Всенепременно должно. И я это «что-то» либо не нашёл, либо не сумел качественно прихватить. Прискорбно. Для вас – вдвойне, потому что если я выбываю из строя, командование группой переходит к первому лейтенанту Дитц.
– А если она просто человек, готовый к сотрудничеству? – поинтересовался до сих пор молчавший Михаил Лавров, одинаково ловко управлявшийся и с десантным ножом, и с хирургическим скальпелем. В команде Солдатова узких специалистов не держали.
– Да не дай Бог! – ужаснулся Солдатов. – С людьми, готовыми к сотрудничеству, совершенно невозможно работать!
Старт прошёл точно в назначенное Ланой время. Правда, всё, что она успела сделать, взбежав по слипу за пять минут до него – сесть и пристегнуться. Но это были детали, хотя одну из них и следовало уладить прямо сейчас. Поэтому стоило яхте лечь на курс, как по трансляции было передано приглашение пассажирам собраться в кают-кампании.
Помещение, разумеется, не было рассчитано на двенадцать человек, но это было всё-таки лучше, чем, скажем, двадцать. Лана оценила щепетильность Солджера: он взял с собой столько же людей, сколько было в её собственном распоряжении. А ведь мог бы и всех захватить, и хрен бы она что сделала.
Заметная часть русской команды осталась в кампусе, продолжая расследование на месте. Неплохое и совсем нелишнее решение. Лана, разумеется, тоже втихомолку подключила к операции парочку известных ей проныр. Но она отдавала себе отчет в том, что одно дело – пронырливость как таковая, и совсем другое – пронырливость, за которой стоит ни много ни мало – русская контрразведка. Это она ценила тоже.
Зато кое-что другое она ценить совершенно не собиралась. А потому, стоило командиру переступить порог, она демонстративно щёлкнула себя по левой ключице, сбивая то ли невидимую, то ли несуществующую пылинку. И состроила вопросительную физиономию.
В ответ Солджер звонко шлёпнул себя раскрытой ладонью по плечу, обозначая погон. Служба, мол. Лана согласно кивнула: эта конкретная мотивация «горгоне» была понятна. Хотя и не слишком радовала. Но увы: единственное, что ей оставалось за неимением вариантов, это расслабиться и попытаться получить удовольствие.
Следовало переходить к конструктиву.
– Пока стартовали, я перекинулась парой слов с Хосе Моралесом, которого сосватал мне наш друг Шерман. Старик ждёт на связи. Предупреждаю, леди и джентльмены, дедок с таким прибабахом, что даже я малость растерялась. Но то, что он говорит… Радар, дисплей!
