Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем - [30]

«История, говорят, произошла в небольшом, тихом и благополучном городке России.

Жили там два старичка-цыгана, такие приличные, рабочая интеллигенция (ушли на пенсию с местной фабрики), в меру выпивающие.

Вот раз на выходные сели они в меру выпить и… и выпили. Взыграла в одном из них национальная гордость. Спрашивает он другого:

— Цыган ли ты, друг Колька?

— Я, — говорит убеленный сединами Колька, — без сомнения цыган, и ты меня даже такими вопросами несколько обижаешь.

— А я, — спрашивает первый старичок, — я-то цыган?

— Да зацыганистый цыган, какие вообще тут разговоры!

— Значит, надо нам с тобой, друг Колька, сделать что-нибудь цыганское.

А что может быть очень цыганское? Решили лошадь увести.

Сели на электричку. Доехали до какого-то колхоза возле города. И там, на глазах изумленного пастушка, взяли двух пасущихся лошадей, влезли на них и поскакали в меру своих стариковских сил. Рысью. Поскакали в лесопарк на окраине города, чтобы встать там табором и отпраздновать.

Пастушок, придя в себя, вызывает милицию и говорит: так и так, два старичка южной наружности стибрили лошадей. Милиция по свежим, буквально, следам, как то: конские яблоки и показания свидетелей, что тут проехали два старичка верхом (не слишком обычная деталь городского пейзажа, которую, естественно, никто мимо глаз не пропустил), находят стариков-разбойников. Принимают их, начинают оформлять протоколы. Прибегают жены, поднимают крик, бьют себя в грудь: передовики производства на пенсии, первый раз, выпимши, все рекомендации хорошие, хотите, на фабрику позвоните, хотите, соседей спросите… короче, колхоз заяву забирает, милиция делает наставление и отпускает стариков.

Проходит пару недель. Опять старички сидят, в меру выпивают. Жен рядом нет. Один старичок спрашивает другого, мол, цыган ли ты, друг Колька. Колька, конечно, цыган и может побожиться в том. Ну и первый старичок цыган не хуже Кольки. Давай, говорит, сделаем что-нибудь цыганское. Ну, вы поняли, да?!

Они садятся на трамвай, едут на окраину города и уводят двух лошадей с детско-юношеской конно-спортивной базы. На глазах нескольких изумленных наездниц детско-юношеского возраста. И едут, довольные, вставать табором в единственный лесопарк города, ага. Праздновать.

Инструктор конно-спортивной базы, крайне возмущенная девушка, звонит в милицию. Те методом опроса прохожих и погляда на мостовую выслеживают старичков и доставляют их с шампурами в руках в отделение. Протокол. Прибегают жены. Бьют себя пяткой в грудь, рвут волосы, трясут производственными грамотами. Впечатленная и разжалобленная девушка забирает заявление и лошадей, милиционеры делают внушение бабушкам следить за своими дедушками и всех отпускают.

Проходит несколько недель…

Вам уже так же хорошо, как мне?

Проходит несколько недель. Бабушки в какой-то момент отвлекаются от дедушек, и те садятся спокойно, без бап-с, в меру выпить. После очередной рюмочки один старичок наклоняется к другому и строго спрашивает:

— А цыган ли ты, друг Колька?!?!

…Короче, после того, как их взяли стоящими табором все в том же лесопарке, с лошадьми, сведенными у конной милиции, говорят, жены их зашили».

Часть II «Ягодки»

Ай-нанэ-нанэ!

В цыганский табор каждый раз приезжаешь, как на обратную сторону Луны. Дети играют, взобравшись на крышу синей BMW. У них там танцплощадка.

Маленькая девочка, убежденно тыча пальцем в подружку, кричит мне:

— Дяденька! Заберите ее! — подружка хмурится. — Пожалуйста! Дяденька! Заберите ее!.

Выходит Тима — пузо вперед. Сверкнул свысока золотыми зубами. Он чем-то похож на бенгальского тигра.

— Бахтале-зурале!

— Бахтале-зурале! — Тима только кивнул, здороваться за руку у цыган не принято.

Сегодня — Симпетри (12 июля), День святого Петра. Котляры придают этому празднику значения не меньше, чем Рождеству или Пасхе.

Спрашиваю в таборе одного мальчишку:

— А кто такой святой Петр?

— Ты!

Перед домом барона — накрытый стол.

— За ним сейчас и живые, и мертвые! — сообщает Чобано, но у Греко есть более рациональное объяснение:

— Мы в этот день поминаем родню. Симпетри — это родительский праздник. Весь мир его празднует!

— А ваш Святой Петр, он цыган или русский?

— Он молдав!

Праздничный стол накрывают в каждом котлярском доме. Столы прямо ломятся. Чего только нет! Пиво и водка, разные закуски, но главное — яблоки, персики, груши, виноград, клубника, дыни, арбузы, абрикосы, апельсины… Раньше считалось, что к этому дню в лесу созревают ягоды и фрукты, теперь их можно ходить и собирать. Современные котляры ходят, разумеется, не в лес, а на рынок. Скупиться не принято, иначе засмеют.

Тарелки поставлены общие для всех, не персональные. Ведь как же иначе — это у нас пришли к тебе в гости пять человек, и тебе ненакладно каждому поставить отдельный прибор, а в таборе приходит сорок человек, пятьдесят человек! Разве напасешься на всех тарелок?!

Лепешки, мясо, котлеты по-киевски.

— Ешь что хочешь, как хочешь. У нас по-простому, — объясняет Жаркой.

Начинается обход. В панеевском таборе тридцать два дома, и ко всем надо зайти, уважить. Вот мужики весь день и слоняются из гостей в гости. Это мы, русские, где начали отмечать, там и закончили, а цыгане дольше пяти минут удержаться на одном и тот же месте не могут. Вот что значит — кочевые корни!