Багульник - [62]

Так наступило примирение.

За завтраком Ольга подтрунивала над мужем, что он вчера пришел пьяненький, но вел себя в общем нормально. Юрий не стал отрицать, что пил коньяк "пять звездочек", но пил в меру.

- Даже заметно не было, правда, мама? - обратился он к Наталье Ивановне.

- Да что считать, сколько кто выпил! Пьяница проспится, а дурак никогда!

- Значит, я не дурак, мама?

Наталья Ивановна глянула на него лукаво:

- Себе на уме!

Все, в общем, вошло в нормальную колею.

К разговору о буковых лесах больше не возвращались. "Время покажет", - решила Ольга, внешне успокоившись.

В десять часов они с Юрием вышли из дому, в одном трамвае доехали до Невского, Ольга пересела в автобус, идущий на Петроградскую сторону, а Юрий пошел побродить по магазинам, пообещав не позднее пяти быть дома, к обеду.

Ольга освободилась из института в пятом часу, и ей захотелось прогуляться по Кировскому проспекту.

Погода была чудесная. Парк Ленина утопал в густой прохладной зелени. Хрустальная струя "Стерегущего" радужно отсвечивала на солнце, звонко лилась через чугунный иллюминатор, расплескиваясь по гранитным ступенькам. Ольга на минуту остановилась около памятника и заторопилась дальше.

Только она вступила на мост, как ее обдало ветром с Невы, Внизу на синеватых волнах качались лодки. Быстро шмыгнул под мост речной трамвай, оставив позади себя седой бурун. На пляже у кронверка, вдоль всей узенькой песчаной полосы, теснились под солнцем - голова к голове - сотни людей. И Ольга, глядя, как они довольствуются этим крохотным местечком, в душе пожалела их. "Это не то, что у нас в Агуре, - подумала она, - где тайга, воздух, чистые реки".

Занятая своими мыслями, она незаметно дошла до Марсова поля. Широкая, на всю жизнь знакомая аллея привела ее к вечному огню, который она увидела впервые. Была какая-то необъяснимая торжественность в этом невысоком, будто идущем из самой земли, живом, колеблющемся пламени. Отыскав неподалеку свободную скамейку, Ольга села. Впереди возвышался могильный холмик с едва заметной из-за травы и цветов белой мраморной дощечкой с надписью, и Ольге захотелось узнать, чья это могила. Она встала, подошла. "Иван Иванович Газа", - прочла она, и сердце забилось чаще. Она вспомнила, что Газа был близким другом ее дяди Алексея Ивановича Гладилина, старшего брата Ольгиной матери. Вместе они начали в юности свой рабочий путь на Путиловском, вместе воевали в гражданскую войну, потом работали в Московско-Нарвском райкоме партии и в Смольном. Алексей Гладилин всего года на два пережил своего друга.

О дяде своем Ольга знала больше по рассказам старших да по старенькой, неизвестно кем снятой фотографии, которая, как дорогая реликвия, хранится в семье Ургаловых. На фотографии стоят около бронепоезда Газа и Гладилин в русских сапогах, в кожаных куртках, перепоясанных пулеметными лентами.

Она немного посидела на скамейке и, вспомнив, что Юрий обещал быть к пяти часам дома, быстро направилась к трамвайной остановке.

Только она вошла в комнату, Юрий, вставая ей навстречу, подал нераспечатанное письмо.

- Вот, Оля, очередная глава из вашего романа в письмах.

- От Алеши? - спросила она со сдержанной радостью.

- От кого же, как не от него, - сказал Юрий ироническим тоном.

- Какой он молодец все-таки!

Берестов писал:

"Дорогие друзья!

Сентябрь стоит у нас особенный. Он, правда, только начался, но, по всему видно, обещает быть теплым и солнечным. В последние дни августа перепадали дожди, а теперь стало сухо. Заметно посвежели ночи, и поэтому на раннем рассвете над рекой клубится туман, но держится он недолго. Уже отошли смородина, жимолость, малина, но на подходе шиповник, виноград, калина. Последняя уже зажглась и горит алыми фонариками среди густой, немного потемневшей зелени. На днях, Юрий, открылся охотничий сезон на водоплавающую дичь. Молодняк уже подрос и стал на крыло. А "старушки" не так боязливы. А рябчиков и тетеревов в распадках и ягодниках тьма. В воскресенье мы с Сергеем Терентьевичем Щегловым сели в ульмагду и поплыли к сопке-барыне, где с первого же захода убили десяток уток, два десятка рябчиков и пару тетеревов. Вернулись домой только к вечеру. Сдали всю добычу Людмиле Афанасьевне и Катюше. Так они, друзья мои, такой закатили ужин, что у меня просто не хватает слов описать. Кстати, на огонек зашли Костиков (вы еще не знаете нашего второго секретаря) и Степан Григорьевич Ауканка. Выпили, понятно, сперва по рюмочке "под утку", затем по второй "под рябчика" и уже хотели третью "под тетерева", но Людмила Афанасьевна больше не позволила Щеглову. Тогда он сослался на вас, Ольга Игнатьевна, что вы, мол, только крепленых не разрешаете ему, а некрепленые даже советовали, и, взяв в свидетели меня, как вашего заместителя, осилил все-таки третью рюмку, чтобы, как он выразился, не обидеть тетерева".

В этом месте Ольга громко рассмеялась.

- Ну и чудесный же он, Сергей Терентьевич!

"Больше он уже не позволял себе, - читала дальше Ольга, - хотя на столе были и кета-колодка своего собственного посола, и пельмени. Костиков, между прочим, тоже оказался не слишком силен по этой части, но уже по совершенно другой причине: сугубо интеллигентный человек, к тому же еще и философ - читал в городе курс по эстетике. Так что выручать районное руководство пришлось нам со Степаном Григорьевичем. Вспомнили вас, и, когда я сказал Щеглову, что вы что-то долго гуляете, Сергей Терентьевич стал защищать вас: "Ничего, говорит, пусть погуляют для пользы дела. Ургалова ведь писала тебе, что даром времени не теряет, ходит к своему профессору, в фундаменталке сидит. Ей это надо!" А потом заспорили об охоте, Щеглов вдруг как напустится на Ауканку за истребление белки, что бригадиру и крыть, как говорится, нечем. "Знаю твои штучки, Степан Григорьевич, без разбору белок стреляете, вплоть до самочек. Это вы товарища Шейкина цифрой плана удивляли, а нас с ним, - он указал на Костикова, хотя тот еще и не ахти какой таежник, - не удивите, дорогой! Вот наступит сезон, я тебе, Степан Григорьевич, наши русские секреты открою, они у папаши моего были, Терентия Карповича". - "Давай, Серега, чего там! - согласился Ауканка. - Папашу твоего, однако, знаем, добрый был охотник!" Словом, друзья мои, обо всем в письме не расскажешь. Я уж и так слишком длинно расписался. Ждем вашего быстрейшего возвращения, потому что время на месте не стоит и кое-где на пригорках уже начинают резвиться изюбры и есть возможность получить билетик на одного-двух рогачей. Так что, Юрий, спеши к нам в компанию.