Багдадский вор - [33]
Всю дорогу Оболенский то в шутку, то всерьёз уточнял насчёт гарема. Его наниматель оказался человеком крайне несловоохотливым и отвечал жёстко, в одно предложение, так клацая зубами, словно откусывал точку в конце каждой фразы. В результате выяснить удалось немногое… Конечным пунктом похода является богатый дом на отшибе самой окраины Багдада. Конечной целью найма грузчика – перенос скопившихся мешков с костями мелкого рогатого скота и зарытие их в землю за крепостной стеной. Там находилось печально известное кладбище неверных, где хоронили бродяг, путешественников, прокажённых, а также всех представителей немусульманских религий, застигнутых неразборчивой смертью в стенах благословенного Аллахом города. Как понял Оболенский, Багдад имел не только парадные ворота, кое-где можно было выйти и через незаметную калиточку (заплатив за это кое-кому и кое-что, разумеется). В идеале тяжёлая работа по переноске мешков и маханию совковой лопатой должна была закончиться к вечерней молитве. Льва обещали накормить и выдать на руки ещё две таньга, если управится к сроку. Не будем врать, что его это обрадовало, но одна случайная фраза старичка вселяла робкую надежду – «не вздумай заглядываться на моих жён, когда будешь носить мешки из дому!». Жён, по словам старика, раньше было шестеро, седьмая, самая молоденькая, перешла в жилище мужа буквально три дня назад. Оболенский воспрянул духом и почувствовал знакомый огонёк в жилах, широта его шага выдавала степень желания так, что дедок даже завистливо покосился. Впрочем, ничего не сказал. А где-то через полчасика показались окраинные трущобы. Двухэтажный белый дом на отшибе выделялся, как небоскреб. Ноги сами несли нашего героя навстречу одному из самых кошмарных приключений в его жизни…
– Что-то тихий у тебя домик, хозяин… – Оболенскому с первого взгляда не понравились высокий забор, узенькая калитка, более напоминавшая крышку гроба, и совершенно пустой двор. – У других людей куры бегают, собаки лают, детишки чумазые туда-сюда с визгом носятся. Ты что ж, при семи жёнах и всё без детей?!
– Замолчи!
– Не, дедуль… Я ж как лучше хочу, посодействовать от всей души! В твои-то годы, понятно, храни аллах, до туалета вовремя добежать – какая, на фиг, любовь?! Так я к тому, что, может, мне тут переночевать? Дело быстрое, Аллаху угодное, оплата по факту, фамилию крошкам дашь свою – я не в претензии…
– Хорошо, – неожиданно согласился старик, и его узкие глаза на мгновение блеснули отточенно-красным. Он поманил «грузчика» за собой, открывая медным ключом тяжёлую дверь дома. – Зови меня Ай-Гуль-ага!
– Айгуль?! – простодушно удивился Лев. – А разве это не женское имя?
– Как посмотреть, глупец…
Если бы мой друг, имеющий за плечами весьма достойное университетское образование, чуть больше интересовался мифами и легендами Востока – он бросился бы бежать, едва услышав это имя. Или, правильнее сказать, аббревиатуру, но общий смысл от этого не меняется. Если старику удалось навскидку обмануть даже Ходжу Насреддина, выросшего на страшных сказках караванщиков и бродячих дервишей, что уж говорить о современном россиянине? К стыду моему, даже я не сразу догадался, в чей дом попал наш Багдадский вор…
Хозяин сразу повёл его по коридору направо, в кухню. Там щедро предложил пресные лепёшки, козий сыр и немного фруктов. На вопрос Льва насчёт мясного только таинственно улыбнулся, демонстрируя неровные, но крепкие зубы. Оболенскому пришлось мрачно набивать желудок предложенным. Общую атмосферу на кухне портил огромный казан, впечатляющая выставка вывешенных на стене ножей и топоров да лениво летающие толпы безобразно раскормленных мух. Поэтому он был даже рад, когда старик быстренько вернулся и призвал его к делу. Они прошли ещё в одну комнату, где всё было украшено пышными персидскими коврами и, откинув один из них с пола, открыли потайной люк. По-русски поплевав на ладони, Оболенский бодро спустился вниз и по одному выволок четыре тяжеленьких мешка, явно набитых костями.
– Слуг не было. Пришлось копить, – скупо пояснил Ай-Гуль-ага. – Съел крупного барашка – кости в мешок.
– Ну ты и жрать, прости господи… – только крякнул Лев, взваливая трещащий мешок себе на спину.
– Свадьба была. Много ели, много пили, гостей мно-о-го было…
Дальше пошла работа, и времени на болтовню, естественно, не оставалось. Сначала Оболенский таскал все мешки из дома во двор, потом тягал их же со двора за забор, а там уж, метров сто вдоль крепостной стены, к заранее предупрежденному стражнику. Поняв, что ещё и за стенами Багдада всё это надо переть на себе с добрый километр до кладбища иноверцев, он едва не пал духом. Но выстоял и только шумно ругал Насреддина за то, что тот коварно свёл его осла. Помощь Рабиновича в деле транспортировки тяжёлых грузов могла оказаться неоценимой. Увы, длинноухий друг отсутствовал, а значит, приходилось волочь всё это на собственном горбу… А ведь пришлось ещё и копать яму, да не лопатой, а мотыгой! Вот уж воистину садовый инвентарь, о котором выросший в центре Москвы Лев не имел ни малейшего понятия. Короче, когда всё было закончено, его аристократические руки покрылись кровавыми мозолями, поясница ныла, как проклятая, а от особо насыщенных выражений покойные христиане восторженно переворачивались в гробах. Когда солнце уже садилось за багдадские стены, а с далёких минаретов муэдзины стали призывать правоверных к вечерней молитве, Лев Оболенский, еле волоча ноги, шатаясь, протискивался в узкую калиточку дома Ай-Гуль-аги. О гуриях он в ту минуту совершенно не думал. Гормон ушёл далеко, но, как оказалось, небезвозвратно… И ненадолго, кстати…
