Багдадский Вор - [33]

– Фрукт не продается. Золото не имеет для меня цены.

– Я могу сделать тебя герцогом Вака.

– Меня не интересуют титулы. Я, – гордо выпрямился Йуклюк, – знахарь! Какой титул может быть больше?

– Мой, возможно, – улыбнулся принц.

– Возможно! – раздался высокомерный ответ.

Принц рассмеялся.

– Во имя Будды! – сказал он. – Ты мне нравишься.

– И ты мне нравишься, о Великий!

И оба мужчины действительно так думали. Оба рассмеялись.

– Может, ты отдашь мне фрукт из любви ко мне? – предложил монгол.

– Я не люблю тебя достаточно для этого.

– Тогда как я могу тебе отплатить? Что я могу сделать для тебя? У каждого человека есть своя цена. Какова твоя? Чего ты хочешь?

– Я хочу жену, – раздался простой ответ Йуклюка. – Я хочу детей – предпочтительно мужского пола. Ибо я последний из своей расы. Со мной – если у меня не будет детей – тунгусская нация прекратит свое существование.

– Что ж… тогда… почему ты не женился?

– Во всем мире не осталось ни одной тунгусской женщины.

– Женись на китаянке. Некоторые из них довольно привлекательны, и все они покорны.

Глаза знахаря полыхнули ненавистью.

– Эти китайские свиньи смотрят на меня свысока, – сказал он. – Они не отдадут мне одну из своих женщин.

– Я отдам приказ. У тебя будет дюжина китайских жен, если ты пожелаешь.

– Великий! – ответил Йуклюк. – Добра из этого не выйдет. Ты можешь приказать – да, и они подчинятся. Но они будут обращаться со мной, как и всегда, и моя жена, несмотря на родство с ними, будет отверженной среди них.

– Что мы можем сделать? – озадачился принц.

– Есть только один выход.

– Расскажи о нем!

– Ты Великий Владыка, Великий Дракон, Верховный и Изысканный Великий! Если бы женщина твоей крови стала моей женой, даже самые гордые из этих китайских свиней начали бы пресмыкаться предо мной и целовать мои ноги!

Принц Монголии молчал. Его не оскорбило такое требование. Что ж, подумал он и тонко улыбнулся, его отец был господином множества жен. У него самого двенадцать жен, семнадцать сыновей, девять дочерей. Он сам – «по причинам мира и политического единства», как говорится, – обезглавил своих братьев, когда взошел на трон. Но он сохранил жизнь сестрам. Ибо они были ценными пешками, предметами политической торговли, их можно было отдавать в жены вождям, ханам и младшим князьям, которые жаждали сияющей славы императорского родства. И как раз представился такой случай!

Он повернулся к знахарю.

– Моя самая младшая сестра станет тебе прекрасной женой, – сказал он. – И ты, несомненно, сделаешь меня прекрасным шурином.

– Да, – улыбнулся Йуклюк. – В течение часа я принесу тебе волшебный фрукт жизни и смерти.

– Дружеские и изысканные благодарности!

* * *

Они сошли на берег.

В нескольких милях в глубь острова располагались обширные руины, которые до китайского вторжения были главным храмом – скорее группой храмов – тунгусского племени. Репутация руин была настолько ужасна, что даже китайцы, самые практичные и нерелигиозные из людей, отказывались обрабатывать эти земли, строить на них дома и даже ступать на них.

Изогнутая лестница вела в ущелье. Следуя за Йуклюком, принц Монголии осторожно пробирался вниз, ибо между мраморными ступенями были большие трещины и щели, где фиговые и баньяновые семена находили прибежище среди плит и за долгие века вырастали, становясь огромными, корявыми деревьями, которые поднимали каменные плиты, как играющие дети поднимают горсти песка.

В конце концов они достигли дна ущелья.

– Осторожно! – предостерег Йуклюк. – Ступайте легче. Ибо здесь мирно живет змеиный народ.

В следующий миг тихое, низкое шипение, которое ни с чем невозможно спутать, послышалось почти прямо под ногами принца. Сразу же сверкнул его меч и опустился со свистом стали. Голова змеи с глухим стуком упала на плоский камень слева.

Посреди руин когда-то находилось искусственное озеро, запруженное каменными насыпями.

Но насыпи раскрошились и развалились. Уровень воды поднялся. В нижней части долины красношеие журавли устроили себе гнезда в полузатопленных аркадах храма, а тупоносые крокодилы с маленькими глазками тыкались в изогнутые, сломанные столпы.

Они шли по крутой тропе, где дикие павлины ходили с гордым видом по просевшим крышам домов, раскрывая свои хвосты в золотом великолепии солнца, а бесчисленные синие голуби с желтыми хохолками порхали и ворковали. Маленький мангуст сидел в пустом окне нежилого дома, глядя на них и почесывая свои крошечные, пушистые ушки.

Казалось, что здесь, в городе исчезнувшей тунгусской расы, мир остановился, что он не двигался и не хотел слушать, как столетия бесцельно улетают вдаль на пыльных крыльях.

Они шли мимо пустых беседок, мимо сломанных ширм из розового и зеленого мрамора, наполовину утопающих в грязи, мимо латунных, утыканных шипами ворот, петли которых были съедены ржавчиной, мимо стен, облепленных перьями и заросших травой, мимо небольших усыпальниц, которые были украшены рисунками и покрыты мозаиками, мимо скопищ буйной растительности, что росла между квадратными, массивными камнями мостовой, расщепляя их, как спелые кокосы.

Знахарь остановился напротив большого здания, выступающего из отвесной скалы.