Багдадский Вор - [30]

Ахмед рассмеялся.

– Свинья! – закричал он на дракона. – Бородавка! Еврей! Христианин! Нечистый и нелепый прыщ! Подойди и дерись!

Зависть в его сердце угасала и угасала, он шел в атаку, сражаясь по освященной веками традиции арабских мечников, сгибаясь почти вдвое, прыгая гибкими, быстрыми кругами, выполняя различные движения и рассчитанные выпады, скача вперед, как обезьяна, и назад, как жаба, ударяя мечом по жесткой шкуре чудовища так, что она гремела, как барабан.

– Хай! Хай! Хай!

Что ж, подумал Ахмед, он мог быть действительно доволен собой! Ба! – со всем своим могуществом и богатством три принца Азии никогда бы не смогли сражаться так, как сражается он. Завидовать им? Во имя Пророка – пусть они завидуют ему! И, как только его разум постиг и усвоил эту мысль, острие меча тотчас же отыскало незащищенное место между зелеными стальными чешуйками чудовища. Лезвие вонзилось в тело, клинок резал, рубил; и дракон с громким жалобным ревом завалился набок, выдохнул последний столб дыма и огня и умер.

– Во имя Пророка – приветствую его! – сказал Багдадский Вор самому себе, совсем не скромно. – Вот что творит животворящий полумесяц!

Он пожал правую руку левой и поздравил себя с победой. Он презрительно пнул дракона по ребрам, вытер меч пучком травы, покинул Долину Чудовищ, Долину Злых Мыслей и, сделав резкий поворот, достиг входа в Сад Зачарованных Деревьев, Сад Мудрости и Ума.

Глава VII

Сад оказался приятным и очаровательным местом.

Здесь были темноокрашенные деревья тамала, поросшие серым и серо-синим мхом, служившим неким дополнением к багровому великолепию фиговых и перечных деревьев, зеленому и изумрудно-зеленому изобилию пальм и величественным аллеям смоковниц. От ствола к столу, словно мосты для крошечных болтливых красных обезьянок, протягивались жесткие стебли мягких, как воск, орхидей; а земля представляла собой богатую мозаику алых цветов ашока, бледно-пастельных синих клитерий, оранжево-желтых, как полная луна накануне сбора урожая, даксов, белых, как снега Гималаев, мидхав, фиолетовых звездообразных цветов и душистых водопадов красного и белого жасмина. Дальше тропинки тесно укрывали светло-лиловые ползучие растения, золотые, тяжелые цветки манговых деревьев и огромные, душистые гроздья соцветий чамбела.

Ахмед уловил и звуки. Нежное, тихое жужжание пчел, выполняющих свою работу среди цветков; время от времени приятные звуки птицы кокила или рыдающие, грустные стенания горлицы, глубоко укрывшейся в свое лиственное жилище.

Покой и счастье.

Покой и счастье поселились и в сердце Ахмеда, когда он шел по саду, и песня срывалась с его губ.

А затем почти внезапно, без всякой причины, Ахмед ощутил чувство не совсем ужаса, но неясного беспокойства; в следующую секунду он постиг его причину. Ахмеду казалось: пока он шел, сад шел вместе с ним, все деревья, цветы и кусты, все ползучие растения-орхидеи и мельчайшие травинки двигались параллельно ему. И, упрямо шагая вперед, на самом деле он не продвинулся ни на дюйм.

Может, это работало его воображение?

Он решил это выяснить. Он остановился как вкопанный и уставился прямо на огромную массу пурпурных орхидей в рыжевато-оранжевую крапинку в нескольких футах от него, прямо на высоте глаз. Не отводя от них взгляда ни на секунду, он пошел вперед. Он шел быстро, свободно качая руками и бедрами. Он бежал, быстрее, быстрее и быстрее; и – да, сомнений не было – орхидеи оставались там же, возле его глаз: весь Зачарованный Сад двигался вместе с ним.

И снова Ахмед остановился. Почесал голову, обдумывая, что ему лучше сделать. Повторил опыт с тем же результатом. Снова сад двигался параллельно с ним.

– О Аллах! – воскликнул он. – Что это за чудо?

В следующий миг, будто в ответ, он услышал насмешливый, ироничный смех, исходивший от сучковатого дерева тамала. Дерево смеялось так искренне, что его длинная борода из серого мха тряслась, а листья дрожали и танцевали, в то время как остальные деревья, все цветы, кусты и травинки подхватывали смех безумным хором.

Веселые звуки текли, вливаясь в уши Ахмеда, как бормотание ручьев среди летних полей; и, когда он потряс головой, спрашивая себя, что делать, дерево тамалы, которое засмеялось первым, заговорило на прекрасном, беглом арабском с едва заметным иностранным акцентом:

– Ах… мой Ахмед! Ах… мой умный, умный Багдадский Вор! Посмотрим, так ли обширна твоя мудрость, как наша, столь же остер твой ум, как наш. Посмотрим, сможешь ли ты разгадать секрет Зачарованного Сада. Как, мой дорогой Ахмед, ты собираешься выбираться отсюда? Расскажи мне! Расскажи мне! – И снова дерево рассмеялось громко и насмешливо: – Хо-хо-хо!

– Хо-хо-хо! – вторил ему Зачарованный Сад.

* * *

Почти мгновенно, так же быстро, как тень листа в летние сумерки, Ахмеда посетила мысль.

Ибо, позвольте напомнить, рожденный и воспитанный на багдадских извилистых улицах, зарабатывавший на жизнь на базаре и рыночной площади, ставший одним из выдающихся членов багдадской древней и уважаемой Гильдии Воров, он научился многим хитрым приемам и уловкам, научился думать и говорить быстро, чтобы находить слабые места в уловках многих других людей.