Багдадский Вор - [23]

И он яростно жестикулировал хвостиком, когда принц рассказал ему о Зобейде и своей подавляющей любви к ней.

– Ба! – воскликнул Хаким Али. – Твои слова, словно ветер в ушах моих! Лично я не одобряю женщин. Господь Бог сотворил их только для того, чтобы помешать нам вести существование очаровательное и приятное, каковое мы могли бы вести в ином случае.

– Ты не любишь женщин?

– Я не интересуюсь ими. Семь веков или около того я был убежденным холостяком.

– Но, – возразил принц, – я-то люблю ее.

– Разве пророк Мухаммед – да здравствует он! – не говорил, что Аллах не оставил бедствия более губительного для мужчины, чем женщина? – ответил Хаким Али благочестивой цитатой.

– Несомненно, Пророк – да будь он благословен! – прав, но все равно я люблю Зобейду. Ради одной ее бесценной реснички я готов совершить множество грехов. И еще я хочу, чтобы она стала моей женой.

– Во имя моего хвоста! Почти женское рассуждение! – нетерпеливо воскликнул Хаким Али, почесывая нос левым задним когтем. – То есть совсем не рассуждение!

Но принц Персии был настойчив. Он умолял Хакима Али помочь ему отыскать величайшее сокровище, самую экзотичную редкость на земле, и наконец добавил:

– Нет цены, которую я бы не заплатил за нее, включая годовые доходы всего моего королевства и все сокровища моей древней династии!

Хаким Али рассмеялся.

– Мой господин, – ответил он, – тебе не придется заплатить и одной миллионной доли этого.

Он показал своим хвостиком на базарную будку, где были сложены в кучу для продажи персидские, бухарские и турецкие ковры, ценные шелковые шедевры ткацкого искусства, сверкающие обжигающе-малиновым, вишнево-красным и нежным сиреневым, как одушевленное пламя, змеино-зеленым и изумрудно-зеленым с желтым, как цветущий виноград, и мертвым золотом осенних листьев, с черным и серебряным, как горячая летняя ночь, которая осветилась молнией, и нежно-желтым, как рассада гороха.

– Ковры? Ба! – возразил принц. – У всех в мире есть ковры.

Хаким Али снова рассмеялся. Он указал на угол, где лежал, беспечно и небрежно отброшенный, потертый, изношенный, дешевый квадратный коврик со светлой бахромой.

– Посмотри на него! – сказал он.

– А что в нем такого?

– Купи его. Десяти золотых монет будет достаточно.

– Зачем мне его покупать?

– Потому что, – Хаким Али понизил голос, – нет ничего более редкого в Семи Мирах, Созданных Аллахом.

И когда сделка была завершена через мажордома принца, который, кстати, сторговался с продавцом ковров на шесть монет серебром и удержал двадцать пять процентов из этой суммы на свою личную комиссию, Хаким Али прошептал принцу на ухо секрет ковра:

– Эти глупые бадахшанские купцы не ведают ни его ценности, ни его сокрытой тайны. Понимаешь ли, – ровным, свистящим шепотом произнес он, – это волшебный ковер Исфахана – летающий ковер Исфахана! Величайшая редкость на свете.

– Что? – прервал его принц, в голосе коего зазвучало волнение. – Ты же не имеешь в виду, что он на самом деле…

– Да! Это я и имею в виду! В этом нет сомнения! Это и правда волшебный ковер! Встань на него! Сядь на него! Присядь на корточки! Затем скажи ковру, куда ты желаешь отправиться! И – вжик, вжик, вжик! Как стрекоза, он поднимется в воздух, он пройдет сквозь воздух, высоко вверх, над крышами, над облаками, и понесет тебя туда, куда ты приказал. Хай-хо-хи! – рассмеялся он мстительно, торжествующе. – Долгие годы он лежал на этом базаре, чтобы все глупцы мира плевали на него и вытирали об него ноги. И никто не знал! Никто не знал!

– Благодарю тебя, благодарю тебя! – воскликнул принц, пока слуги укладывали волшебный ковер на носилки. – Назови свою награду!

– Не благодари меня – пока! – усмехнулся Хаким Али. – Ибо, несомненно, с помощью этого ковра ты женишься на Зобейде.

– Поэтому я и благодарю тебя!

– За это тебе не следует меня благодарить! Женщина? Во имя Аллаха! Разве не сказано, что женщина – причина печали в любви, как и в ненависти? Разве не сказано: «Среди философов китаец; среди зверей лиса; среди птиц галка; среди людей варвар; и среди всего мира женщина – самая лукавая»? Разве не сказано, более того: «Песня – красота жаворонка, хорошие манеры – красота уродливого мужчины, прощение – красота набожного, и красота женщины – это добродетель, но где нам найти добродетельную женщину»? Вах! – выкрикнул он. – Я всегда считал самок всех видов ходячими, двуногими вредительницами, чья миссия на земле подобна миссии москитов. – Тут он отогнал прочь москита своим хвостиком. – Сделать наше существование не таким счастливым! Нет, нет, мой господин! Не благодари меня!

И Хакима, который все еще смеялся, унесли рабы, а принц Персии, полулежа на носилках, покинул Шираз.

Он был безмятежен и счастлив. Конец первой луны, а он уже обрел сокровище, с помощью которого он завоюет руку принцессы. «Что ж, – подумал он, – он может не спешить возвращаться в Багдад, можно остановиться на пару месяцев в Кермане. Ибо как раз начался сезон, когда созревали фиолетовые сливы и фиолетовые дыни Кермана! Ах! – Он причмокнул своими пухлыми губами. – Баранина, фаршированная орехами и изюмом и зажаренная; переполненное блюдо слив; бутылка золотого хакетианского вина и дыня – возможно, две дыни – на десерт! В самом деле, этой жизнью стоит жить!»