Багамарама - [3]

Из «эксплорера» никто не выглянул. Я с надеждой посмотрел на узкую двухрядную дорогу, которая выходила на главную магистраль. Как минимум полмили она бежала прямо, потом сворачивала и терялась за сосняком. Дорога была пуста, насколько хватало взгляда, и как я ни высматривал Барбару, все тщетно — в нашем направлении вообще никто не ехал. А меж тем жара накалялась, от асфальта шел пар, и вдалеке все таяло, вибрировало, будто ландшафт прямо на глазах готовился к какому-то чудному превращению.

Я снова взглянул на «эксплорер». Окно со стороны водителя медленно поползло вниз. За рулем сидел человек лет тридцати пяти или около того — в любом случае моложе меня. В зубах у него торчала сигарета. Он неторопливо затянулся, стряхнул в окно пепел и пристально воззрился в мою сторону. На соседнем сиденье тоже кто-то был, но рассмотреть его мне не удалось. Скажу только, что кто-то очень крупный. Этот неизвестный даже чуток пригнулся, чтобы не натереть черепушку о потолочную обшивку.

На водителе была черная лоснящаяся футболка из какой-то искристой синтетики — дешевка с явным закосом под эксклюзив. Над верхней губой змеились тонкие усики, опускаясь к подбородку и образовывая жиденькую эспаньолку. Я такой тощей козлиной бородки еще не видел. Не знаю, он, наверное, выщипывает ее каждый день перед зеркалом, водит в школы козлинобородского послушания, выставляет на скачках. Может, она даже призерка. У незнакомца были черные зализанные волосы, стянутые на затылке в длинный хвост. Он наверняка специально их упомаживал какой-нибудь склизкой дрянью — в природе таких жирных волос не бывает. Хотя кто его разберет — может, он голову последний раз мыл во времена администрации Буша-старшего. Нет, вряд ли. Этот типчик явно из тех, кто печется о своей внешности. Да Бог с ним. Главное — я видел его впервые.

Козлиная Бородка швырнул бычок на асфальт и той же рукой поманил меня к автомобилю. Причем с таким начальственным видом, словно я — мальчик на побегушках, а он — метрдотель, требующий убрать блевотину.

Я не двинулся с места и только заткнул за пояс пакет с документами, чтобы руки были свободны. На всякий случай.

Бородка набычился, скривил губы и изобразил ужасно непреклонный взгляд. Впрочем, зря это он: с такими глазами только с девочками кокетничать — большие нежные очи; этакий кареглазый красавчик из тех, на кого бабы гроздьями вешаются. А я не баба.

Тогда Бородка сказал:

— Слушай, Частин, разговор есть.

В его речи улавливалось что-то испанское: то ли акцент, то ли интонация.

— Давай говори, — ответил я.

— Лучше полезай в машину, прокатимся.

— Кому лучше?

Бородка снова на меня уставился. Потом, отвернувшись, что-то буркнул сидевшему рядом здоровяку, тот открыл дверь и вышел. Над крышей «эксплорера» показались голова и плечи. Шеи я не приметил — видимо, таковой в природе не наблюдалось: квадратная головища крепилась сразу на массивные плечи.

Мордоворот обошел авто и предстал передо мной во всей красе. Благо солнце висело почти в зените, иначе он бы его заслонил. На нем был нелепый спортивный костюм — синтетический, с малиновыми верхом и низом, с белыми лампасами на штанинах и полосами во весь рукав. Надо сказать, вертикальная полоска отнюдь не скрывала полноты. Весу в мужике было фунтов триста пятьдесят с гаком. Этакого с пол оборота не уложишь. Правда, двигался он неуклюже. Так бывает у качков, которые пренебрегают бегом: торс тяжеленный, а вот устойчивости маловато. Он шел, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, и тяжело дышал. Ходьба явно давалась ему с трудом — дойдя до меня, громила уже обливался потом, причем гораздо сильнее, чем я. Ежик на голове, крохотные розовые ушки, так не соответствующие его внешности. Это был смуглый брюнет, как и Бородка. Наверняка жует таблетки: накачанное тело, а член с фигушку — такова оборотная медаль стероидов: мускулатура растет, привески усыхают. Жизнь — сплошные сделки и уступки. Просто некоторые не умеют торговаться.

На его лице невозможно было что-нибудь прочесть. Впрочем, этот здоровяк явно не обладал широким спектром эмоций. Есть. Спать. Качаться. В промежутках бить кого-нибудь по морде. Абстрактное мышление — ненужные хлопоты.

Вдоволь налюбовавшись громилой, я взглянул на Бородку и спросил:

— Ну и что дальше?

Тот потер подбородок — видимо, это должно было означать напряженную работу ума — и изрек:

— Если любишь создавать трудности, попробуй.

— Запросто, — ответил я. — Только давай не будем осложнять друг другу жизнь.

Бородка повел плечами и не ответил.

— Слушай, вы кто такие-то? — разозлился я.

— Полезай в машину, Частин. Поедешь с нами.

— А ты, оказывается, зануда.

Бородка взглянул на мордоворота и устало сказал:

— Рауль, traemelo.[2]

Здоровяк, сделав шаг, попытался меня сграбастать, но я быстро развернулся к нему лицом и скомандовал:

— Pare, pendejo.

Латинос, конечно, не ожидал, что стоящий перед ним белый вдруг заговорит на его родном языке. И поэтому, когда я скомандовал этому дерьмоеду «стой где стоишь, осел», тот рефлекторно встал. Рауль — молодец, послушный пес. Потом до его крохотного бронтозаврьего мозга дошло, что приказы он должен принимать не от меня, а от хозяина — Бородки.