Бабушкино море - [9]

Тогда он накупил пирожков с вареньем, конфет в кулёчках и пряников и уложил всё это в коляску, а когда подошёл к своему двору, то стал раздавать ребятам подарки.

— От дочки вам, от моей Ляленьки! — говорил папа.

Грохоча колесиками коляски, он тащил её вверх по лестнице на шестой этаж.

За ним бежали ребята.

На шум открылись все двери в парадной.

— Извините, пожалуйста, — говорил папа, раскланиваясь с соседями, — это для нашего первенца… Мне по началу, конечно, больше хотелось мальчика, но и девочка ничего…

Вся лестница поздравляла папу. Все говорили, что это — и в самом деле совсем ничего, что Ляля — не мальчик. Что это даже немножко лучше, что Ляля — девочка. А одна старушка сказала, что Ляля будет папиным утешением на старости лет.

— Благодарю сердечно, мамаша, — ответил папа, раскланиваясь, и так крепко дёрнул коляску, что от неё отлетело одно колёсико.

Этого папе никто никогда не простил. С тех пор его так часто дразнили этим колёсиком и так часто рассказывали про то, как папа сломал коляску, что Ляле стало казаться, будто бы она это видела собственными глазами…

— Будет буря, мы поспорим

И помужествуем с ней, —

так протяжно, так странно красиво поёт мама, что Ляле хочется нето смеяться, нето плакать…

«…Да… Тебя дразнят!.. Дразнят… — думает Ляля, слушая грустную песню и словно ища зазубринки для неизъяснимого сладкого сострадания к папе… Тебя, такого сильного, такого смелого!.. Подумаешь, колёсики… Папа!» — думает Ляля. И в носу у неё щекочет.

… А вот они едут все трое в машине. Это папа их отправляет к бабушке. Ему жаль расставаться с мамой и Лялей. Он только что воротился из дальнего плавания.

Но Ляле надо в деревню, поправляться у бабушки-бригадира после скарлатины с осложнением на оба уха, а маме надо проводить Лялю к бабушке и ехать дальше, в Сочи: петь на летних концертах для отдыхающих.

— Подготовьте билеты, — сказал им какой-то человек в белом кителе, когда они подъехали к аэродрому.

Папа подготовил мамин и лялин билеты. Билеты сейчас же отбили печаткой, и мама с папой и Лялей пошли по дорожке вперёд.

Когда все люди подошли к забору, перед самолётом, человек в кителе зашёл за забор, пропал, а потом, словно выскочив оттуда, крикнул высоким острым голосом: «Попрошу подготовиться, попрошу подготовиться к посадочке!»

Все подготовились к посадочке: начали прощаться.

Папа поставил у забора мамин и лялин чемодан. Наклонился к маме и быстро зашептал:

— Ты, Зая, передай привет, скажи, что хорошо… Ну, в общем, сама знаешь… Скажи, что будущим летом я непременно приеду… А главное, Зая… — и тут лицо у папы стало виноватое… — Главное, Зая, ты как-нибудь так… ну… сама понимаешь. Всё ж таки пожилой человек. Может быть, и отсталый немножко — с предрассудками. Старость…

— Понимаю, понимаю, — сказала мама, прищурила глаза и вдруг положила папе на плечо руку. — Боишься, что жена не поправится матери? Говори прямо?..

— Ну, как это возможно? — сказал папа и, улыбнувшись, взял маму за руку.

— Ляленька, — сказал папа, ещё не оторвав от мамы глаз. — Слушай бабушку. Бабушка — почтенный человек, кавалер ордена Ленина, — и вдруг он наклонился к Ляле совсем низко, к самому лицу её, и сказал: — Люби бабушку, люби! Она старенькая. Приласкай бабушку.

Папа подхватил Лялю на руки, прижал к себе, закрыв глаза.

Было больно, но Ляля решила уж потерпеть.

Папа осторожно и быстро целовал её глаза, щёки, шею, прижимался головой к её пелеринке.

— Посадочка, посадочка! — сказал папе человек в белом кителе.

И мама с Лялей сели в самолёт…

— Браво! — кричат вокруг. Это мама кончила петь.

Все задумчиво, будто нехотя умолкают. Словно ждут, чтобы мама запела опять, пли прислушиваются к той песне, которую мама уже допела.

И вдруг из-за тёмных плетней показываются две маленькие фигурки: первая — тощенькая, высокая с острым личиком, вторая — круглая и короткая. Она катится следом за высокой.

— Вы будете лялина мама? — говорит высокая девочка.

— Да, я буду лялина мама, — говорит мама.

— Так это вы спивали? — говорит Люда.

— Да, это я пела, — говорит мама.

— Хорошо спиваете, — говорит Люда и глядит исподлобья на бабушку; Света сейчас же прячется за людину спину.

— Большое спасибо, деточка, — говорит мама. — Я рада, что вам понравилось.

— А вот что я вас ещё хотела спросить, — говорит Люда. — Это правда, что в вашем городе целое поле жертв революции и что в поле есть цепки?

— Поле? Цепки? — говорит мама. — Да. Да. Это правда, деточка. Ты, наверное, хочешь приехать к нам, в Ленинград, посмотреть на Поле жертв революции?

— Могу, — говорит Люда и оглядывается на Лялю.

— Видишь, значит, всё правда! — шопотом говорит Света.

— Да, да, — говорит мама. — Всё правда…

— Хорошо, — говорит Люда.

— Верно дети сказали. Сердечно поёшь, Зинаида, — говорит бабушка.

И опять кружатся над маминой головой комары. Но мама их больше не отгоняет. Она не видит комаров. Мама, видно, радуется тому, что бабушка сказала «хорошо».

Про крючки, про гунтэри, про невода

— Ну, — говорит бабушка перед сном, — в добрый час, стало быть. Для девчонки-то всё собрала, Анюта? Жакетку, какую бы никакую, покрепче надобно припасти. Спозаранку свежает…