Бабушкин карлик - [5]

— Ну, что ты, зачем?..

Вот и маленькая баня, стоящая совсем на отлете от других построек…

— Ну, ты стой здесь, — шепотом сказала я Саше, — да только не уходи. Если страшно будет, — я тебе крикну, и ты беги ко мне!..

Все силы собрала я в себе и пошла к бане.

От мороза и волнения слезы застили мне глаза, и я безпрестанно отирала их рукой…

От няни я слышала, что надо стать под окном и вслушиваться. Если песню услышишь веселую, — значит, хорошее будет впереди; а то бывает, — плач услышишь, либо пенье похоронное, — ну, тогда беда…

— «Господи, — мысленно молилась я, — только бы веселое что-нибудь услышать. Только бы все у нас было хорошо, и все были здоровы и живы!..»

Я подобралась к бане, к самому окошку, прислонилась плечом к стене и напрягла все свое внимание.

Было тихо-тихо, так что я отчетливо слышала, Как колотилось мое сердце, — тук-тук, тук-тук…

Все тихо. Я стала смелеть, и мне сделалос весело. «Вот все вздор какой, — соображала я, — еще немного подожду, вернусь домой, и можно будет похвастаться, что я гадала!.. А то и сочиню что-нибудь, скажу, что слышала что-нибудь ужасное!.. Вот-то Петя и Боря переполошатся!..»

Я уже собиралась уходить, совсем успокоенная, как вдруг…

XI

Я не знаю, как я осталась тогда жива. Мне казалось, что я задохнусь, что у меня сердце разорвется от ужаса, когда я явственно услышала вдруг жуткий голос:

— Ва… ва… во… ой-ой-ой… Господи!..

«Бежать!..» — мелькнула у меня в голове мысль, но с ужасом я почувствовала, что ноги у меня как-то странно ослабели и дрожат, и я сдвинуться с места не могу…

Я обернулась к Саше и отчаянно замахала ему рукой, чувствуя, что голова у меня кружится, и я не понимаю, — где я, и что со мной делается!..

Я видела, что Саша заметил мои знаки и двинулся ко мне… И тогда я сразу овладела собой и бросилась к нему на встречу.

Вероятно, лицо и глаза были у меня ужасны, потому что Саша испуганно спросил меня:

— Что такое случилось, Наташа?..

— Там!.. Там!.. — могла я только произнести, задыхаясь от волнения и указывая рукой на баню. — Я слышала… Ох, Боже мой!..

— Да что такое?.. Ну, уйдем отсюда!..

— Нет, погоди… Понимаешь: стонет кто-то… Голос я слышала…

Сашу всего передернуло.

— Я говорил, — глупости все это, очень надо было итти!.. Идешь, что ли?.. — он повернулся уходить и вдруг остановился, пораженный чем-то…

— Знаешь, что… — сказал он, — теперь я понимаю… там… наш бедный Великан Иваныч.

Я вытаращила глаза на Сашу.

— Что? Великан Иваныч?

— Он!.. Теперь я понимаю, — растерянно сказал Саша. — А то я все допытывался о нем, а мне ничего не хотели говорить!.. Фу, как холодно!.. Пойдем домой, а то нас хватятся!..

Я схватила его за руку.

— Великан Иваныч?.. Там заперт?..

— Ну, да!..

— Да кто же посмел его запереть?.. — вне себя вскрикнула я. — В такой мороз и на ночь…

— Это… дедушка… велел… — смущенно, словно виноватый, сказал Саша. — Что же делать?

— Надо отпереть… выпустить его!.. — крикнула я, радуясь, что мне теперь бояться нечего, и можно говорить, не озираясь.

— Конечно, — нерешительно сказал Саша, — а только как же дедушка?.. Ведь он рассердится…

Я не выдержала.

— Я и не знала, что он такой злой!.. — выпалила я. — Бедный Великан Иваныч!.. Знаешь, что, Саша?

— Ну?

— У кого может быть ключ от бани?

— Конечно, у Марьи Ильинишны. Дедушка ей только и доверяет!..

— Ну, так бежим скорее к ней живо… Да я уж улажу это дело!..

XII

На наше счастье, дедушка уже простился с гостями и ушел к себе. Зина, Катя, Петя и Боря чинно сидели вокруг стола, где на подносе насыпаны были орехи, изюм и пастила, и играли в лото. Маменька была у себя в комнате.

Мы с Сашей пробрались к ней и, путаясь в словах, перебивая друг друга, рассказали обо всем. Маменька взволновалась, но и смутилась. Она побаивалась отца, и не хотела ничем раздражать его.

— Не наше это дело, Наташа, — сказала она. — Только одне неприятности выйдут, если мы будем вмешиваться… Верно, заслужил этот несчастный, если его наказали… Дедушка только рассердится, если узнает про тебя!..

— Я ему сама скажу завтра!.. Да ведь он замерзнет там ночью. Разве можно?.. На улице страшный мороз. Я пойду попрошу Марью Ильинишну.

Маменька стала говорить мне что-то, но я, не слушая ее, убежала с Сашей.

Нам не долго пришлось уговаривать старушку. Мы прежде всего поручились ей, что всю вину и ответ перед дедушкой берем на себя. И Марья Ильинишна почему-то вдруг согласилась.

— Коли вы, Наташенька, на себя возьмете, — тогда другое дело. Из-за вас-то все горе и приключилось…

Меня точно ударило чем-то…

— Из-за меня?..

— Ох, уж… да! Попал Великан Иваныч в метель вечор, заплутались они с кучером, и не заметил, как обронил он ящик… А ящик-то для вас был… Подарок, значит, вам, куколка заграничная… Ну, дедушка, как узнал, так из себя и вышел… Великан-то Иваныч и в другом перед дедушкой провинился, а тут еще это. Ну, они и не выдержали, — приказали его в баню запереть до утра… Да только вы не беспокойтесь, — не смерзнет он: у него и шубейка есть укрыться…

Одно горе за другим поражали меня. Обида, досада и горечь овладели мной. Но отступать я уже не хотела.

— Ну, и хорошо!.. Дайте ключик, Марья Ильинишна, голубушка!.. Из-за меня его наказали, — ну, я на себя все и беру…