Бабушка, будь моей дочкой! - [3]

Накормив Мишку, Таня его укачивает, распевает:

По-гиб наш юный барабанщик,

Но песня о нём не умрёт!

— Заснул… — Таня вздыхает: — Как долго никого нет, правда, Мишенька? Тётя Катя поехала в город за туфлями Вите. Подошва оторвалась и висит. И как же идти на страшный экзамен без подошвы? Витя занимается… Ты ему не мешай, слышишь, Мишка?

Таня идёт к дому вместе с Мишкой, взбирается на большой камень. Через открытое окно Мишка заглядывает в комнату. Таня тоже заглядывает. Оба видят: Витя лежит на диване с открытой книгой в руках.

— Ку-ку! Вот и мы! Это не я, это Мишка тебе кукует.

Витя не отзывается. И не шевелится.

— Витё-ёк! Мишка хочет тебя спросить…

Никакого впечатления. Вглядевшись, Таня замечает: глаза у Вити закрыты, он спит.

— Заучился! — сообщает Таня Мишке и спрыгивает с камня.

Часов пять дня. Зной ещё только чуть стронулся, ещё пышет. Птицы лениво посвистывают в кустах. Кошек не видать: попрятались где-то в тени. Таня вытирает ладошкой Мишкин лоб.

— Вон как ты вспотел! Все где-то ходят. Или уехали. Или спят. Ты мой сыночек, я тебя никогда не брошу!

По тропке между кустами спускается с гор женщина в платье без рукавов. Над ней колышется яркий разноцветный зонтик.

— Здравствуйте! — радостно кричит Таня.

Скользнув по Тане взглядом, женщина отвечает слегка удивлённо:

— Здравствуй, деточка. — Пересекает двор и уходит вниз, к шоссе.

Опять знойная тишина и пустота. Но что это? Какая огромная овчарка! Остромордая, темноухая, она возникает на склоне внезапно. За овчаркой шагает бородатый парень в сетке на волосатом теле и в шортах.

Отступив поближе к крыльцу, Таня несмело окликает:

— Здравствуйте!

Овчарка настораживает уши. Таня крепче прижимает к себе Мишку. Парень оборачивается, говорит небрежно:

— Разве мы знакомы, сеньора? А как пройти к морю?

Таня показывает.

— Всё вниз, вниз… — Когда парень и овчарка скрываются из виду, говорит Мишке: — Ну, эти ладно, что ушли. Уж очень огромная собака! Но… ещё бы на неё поглядеть. Издали, конечно…

Ноги Танины сами идут вниз по дороге. Вот и шоссе.

Овчарки нигде не видать. Переходить шоссе одной нельзя. Только с кем-нибудь из взрослых или с Витей, который тоже уже большой. И вдобавок высокий, почти как телеграфный столб.

Но машин на шоссе не видно. А на той стороне тропинка уходит в заросли. Куда она ведёт? Может, в очень интересное место. Таня не выдерживает: ещё раз оглядывается по сторонам и быстро-быстро перебегает шоссе.

Узкая тропинка извивается как змея, в гуще тонких деревцев дикой вишни, сливы, кустов барбариса, можжевельника, бересклета. Сладкий, густой, терпкий запах. Не от этой ли сладкой духоты у Тани жужжит и гудит в голове? Ой, нет, нет! Вон пчела вьётся над мелкими жёлтыми цветочками: весь куст будто золотыми звёздочками усыпан. А вон вторая пчела. И третья… А может, это осы? Они ещё злее.

И вдруг… Глаза у Тани расширяются от ужаса. Огромный шмель, толстый, золотисто-тёмный, со свирепым гудом летит прямо на неё. Сейчас сядет ей на щёку, на лоб, на глаз…

В отчаянном испуге Таня несётся по тропинке, цепляется платьем за сучья и шипы, спотыкается о вылезшие из земли корни, падает, вскакивает, бежит дальше. Неожиданно вылетает на полянку. А там… Таня и про шмеля забывает.

Три девочки качаются на качелях, болтают, хохочут и по очереди качают друг дружку. И до чего же добрые девочки: они и Таню качают! Взлетая в воздух, Таня заливается счастливым смехом.

Но вот одна из девочек спохватывается:

— Ой! Мне давно надо быть дома!

— Вы тут с самого утра? — с завистью спрашивает Таня.

Девочки смеются:

— Что ты! Мы здесь недавно. — Девочки убегают.

Оставшись одна, Таня наваливается животом на сиденье — хоть так попробует сама покачаться. Но сиденье ускользает. Клюк! С размаху Таня стукается носом об землю. Ой как больно! Кое-как Таня поднимается на ноги, хватается руками за лицо и взахлёб ревёт.

В разбросанных по горным склонам домиках хлопают двери, люди выходят на балконы, на крыльцо, всматриваются в гущу зелени, стараясь понять, где это плачет ребёнок?

От автобусной остановки вниз по шоссе шагает тётя Катя с обувной коробкой в сетке и с сумкой, полной продуктов. Шагает она очень довольная удачной покупкой. Вдруг слышит громкий плач ребёнка. Где-то совсем близко… Да никак это на полянке с качелями? Кто-то там расшибся, надо помочь.

Тётя Катя сходит с шоссе, раздвигает кусты… На секунду она столбенеет, потом, роняя сетку и сумку, всплёскивает руками, вопит:

— Господи! Да что это? Да как это?! — И со всех ног кидается к качелям.

Возле качелей стоит и ревёт её собственная племянница в рваном грязном платье и — с окровавленным лицом!

Подолом Таниного платья тётя Катя вытирает Тане лицо, разглядывает его и бормочет:

— Кажется, только нос расквасила…

Сгребает Таню в охапку и тащит её стремительно. Уже на шоссе спохватывается, что забыла свою поклажу на полянке, с Таней под мышкой опрометью возвращается, подхватывает одной рукой сетку и сумку. И разгневанная, взбудораженная несётся к дому. Таня и реветь перестала, похныкивает тихонько.

Дома тётя Катя отмыла и переодела Таню, щедро залила ей зелёнкой разбитый нос и принялась кричать на проснувшегося от шума Витю: