Бабский мотив [Киллер в сиреневой юбке] - [20]

В прошлом году весной, месяцев восемь тому назад.

И вот теперь ещё и казино в «Мариотте»…

Причём, разумеется, именно в этом платье, чёрный бархат, расшитый серебряными кружевами, никак не ошибёшься, к тому же с испанским чёрным гребнем в волосах. Правильно, есть у меня такой гребень.

Не веря собственным ушам, да и самой себе заодно, всерьёз подозревая у себя раздвоение личности, я кинулась проверять. Платье висело в шкафу, гребень лежал в комоде, никто ничего у меня не украл. Если кто-то захотел притвориться мной, в чем я уже не сомневалась, ему надо было немало постараться, чтобы найти идентичную одежду. Костюм, юбка — это ещё туда-сюда, но мой бархат с кружевами… Наверное, пришлось шить на заказ! Но если так, меня, значит, изучили вдоль и поперёк, разглядели со всех сторон и хорошенько запомнили.

Господи, да я даже под угрозой смертной казни не смогу вспомнить всех гостей на этих двух банкетах!

Таинственная кампания против меня ещё не стала смыслом всей моей жизни, хотя начинала понемногу бесить, особенно когда на работе в очередной раз приставали с малоприятными расспросами. А вскоре меня снова вызвал шеф.

— Вы сами отлично знаете, как мы относимся к анонимкам, — сухо сказал он. — Но все имеет свои границы, а количество, увы, переходит в качество. Возможно, вы и не знаете, но на вас поступила уже семнадцатая.

— Анонимка?

— Анонимка. И с такими подробностями, что я с прискорбием вынужден поговорить с вами и все выяснить. Что вы делали в пятницу девятнадцатого февраля, то есть неделю назад?

Я посмотрела на шефа так укоризненно и осуждающе, как только сумела, и вынула ежедневник.

— В котором часу? — вопросила я крайне официальным тоном.

— Скажем… — он заглянул в какую-то бумажку, — между шестнадцатью и девятнадцатью тридцатью.

Я сверилась с блокнотом. Холера! Назначенное на два часа заседание в районном суде закончилось, насколько мне помнится, в пятнадцать двадцать, по причине неявки двух свидетелей, из которых один прислал справку от врача, а второй банально не явился, и я ещё подумала тогда, не притащить ли его в следующий раз силой. Ведь без свидетелей судья не сможет закончить это дело до второго пришествия! Весь следующий час я грызлась со всеми: с судьёй, с полицией, с адвокатом, с приличным человеком — свидетелем, который являлся по каждому вызову и был уже сыт этим всем по горло, что совсем неудивительно. Получается, что было примерно шестнадцать двадцать.

Потом я писала соответственное постановление, примерно до шестнадцати сорока пяти. Ну хорошо, а дальше что?

Ага, вспомнила. Потом я решила, что могу, как нормальный человек, отправиться домой.

Пятница все же… Конечно, пришлось закупать продукты, в выходные все едят без остановки, а семью кормила я… Где я закупалась? Ну да, в «Билле»! Поездка туда тоже заняла время, значит… на часы я не смотрела, но с уверенностью могу сказать, что в пятницу в «Билле» я провозилась не меньше часа. Возле кассы уныло змеился хвост покупателей. Это я помню, потому что именно тогда твёрдо поклялась отовариваться в другом месте и в другое время, хоть в шесть утра. И по понедельникам!

Раз такие мысли у меня появились, значит, в кассу я стояла долго. Будем считать, что из «Биллы» вышла часов в шесть, дома оказалась в шесть тридцать — пробки, чтоб они сдохли. Дети уже были дома, пани Ядзя привела их домой в пять, как обычно. Мои дети уже привыкли к самостоятельности, и очень возможно, что шестилетняя Агатка отличается большей взрослостью, чем восьмилетний Петрусь. Они пообедали и тихо себе играли, безо всяких эксцессов, а то я бы запомнила. Так, получается, что Стефан уже должен был находиться дома, иначе бы пани Ядзя задержалась. Впрочем, нет, это же я пришла раньше обычного и отпустила няню. И после этого никуда из дома не отлучалась.

Все это, глядя в ежедневник, я старательно пересказала шефу.

Он покашлял, словно чем-то очень раздосадованный.

— Вы сами понимаете, что детей мы допрашивать не станем. Но по анонимному доносу, в шестнадцать сорок вы… как бы это помягче выразиться… вступили в личный контакт с иностранцем, Ахмедом Махади, в вестибюле «Гранд-Отеля», после чего провели с ним час с четвертью в его номере. Вы вышли в восемнадцать десять и удалились в неизвестном направлении. В восемнадцать двадцать Ахмед Махади, сидя в баре, пожаловался бармену, что вы обокрали его на скромную сумму в тысячу четыреста долларов, но он на вас не в обиде и шума поднимать не станет.

И этот Махади, и бармен описали вас так, что сомневаться не приходится. Не говоря уже о том, что дама представилась вашим именем. И что мне с этим делать?

— Пан прокурор, — сказала я после очень долгого молчания. — Посмотрите на меня, пожалуйста, внимательно. Я действительно похожа на кретинку?

Он выполнил мою просьбу.

— По-моему, нет. А что?

— Вы на самом деле думаете, что если бы я соблазняла иностранцев из стран третьего мира, неважно, для собственного удовольствия или в корыстных целях, то стала бы представляться встречным-поперечным собственным именем? Напиться между прокуратурой и «Гранд-Отелем» я просто не успела бы, а на трезвую голову надо было эту голову потерять, чтобы ляпнуть: я, мол, Барбара Борковская, прокурор. Вы действительно верите в такие глупости? Кто-то изо всех сил старается вымазать меня дёгтем, и неужели я не могу рассчитывать на помощь органов правосудия, где имею честь трудиться?