Бабочка - [124]

Шрифт
Интервал

— Плохо, Бабочка. Плохо думать побег с Чертова острова. Королевский лучше. С южной стороны можешь идти лучше.

— Но на Королевском побег обнаружат самое большее, через два часа. Мешок с кокосами передвигается только с помощью волн, и трем лодкам, что на острове, не составит труда поймать меня. Здесь нет лодок; хватятся меня только наутро; и, кроме того, они могут подумать, что я утонул во время рыбной ловли. Если выйду в шторм, ни одна лодка не сумеет добраться до Чертова острова. Поэтому я должен бежать именно отсюда. Верно?

Полдень. Мозг буквально вскипает в черепной коробке от знойного тропического солнца. Под его лучами вянут цветы и испаряется морская вода в банке, оставляя на донышке белый слой соли. Солнце заставляет воздух танцевать. Да, воздух движется на глазах, а отраженный морем свет выжигает ресницы. Я снова сижу на скамье Дрейфуса, изучаю море и лишь теперь убеждаюсь, что я круглый дурак.

Громадная волна, вдвое больше остальных волн, волна, бросившая мой мешок на скалы и разбившая его вдребезги — это седьмая волна. Каждая седьмая волна отличается от остальных.

До самого захода солнца я проверял, всегда ли после шести нормальных волн образуется волна необычных размеров.

Отклонений нет. Приходят шесть волн высотой примерно в шесть метров, а затем, на расстоянии трехсот метров от берега появляется гигантская волна, которая, приближаясь, становится все мощнее и выше. На гребне ее, в отличие от шести предыдущих волн, почти нет пены. Несется с особым шумом, напоминающим отдаленные раскаты грома. Она разбивается о скалы и неудержимо устремляется в проход между ними, но, словно попав в западню, секунд десять-пятнадцать кружится в водовороте, а потом отступает, вырывая большие камни, которые с грохотом скатываются вниз.

Я сунул в мешок с десяток кокосовых орехов, затолкал туда же камень весом в двадцать килограммов и бросил его в момент, когда седьмая волна разбивалась о скалу.

Пена мешает мне следить за мешком, но на секунду я различаю его в тот момент, когда вода, отступая, устремляется в море. Шесть последующих волн были недостаточно сильны, чтобы вернуть мешок на берег, а в момент образования седьмой волны он давно пересек границу опасной зоны. Это мое предположение, так как мешка я больше не видел.

Окрыленный надеждой, я отправляюсь в лагерь. Эврика! На этот раз я не имею права ошибиться. Придется провести еще один эксперимент, более точный: брошу два прочно связанных друг с другом мешка кокоса с двумя-тремя камнями.

— Это хорошо, Бабочка, — говорит Чанг, выслушав меня. — Я думаю, ты найти, я помочь тебе для опыта настоящий. Ждать прилива восемь метров. Скоро.

Я использую прилив высотой более восьми метров, и мы оба — Чанг и я — бросаем в волну два мешка с кокосами и привязанными к ним тремя камнями весом в восемьдесят килограммов.

— Как ты звать маленькая девочка, что ты принести в Сен-Жозеф?

— Лизет.

— Мы звать волну, что нести тебя, Лизет. Хорошо?

— Хорошо.

Лизет приближается с шумом экспресса, входящего на станцию. Она образуется на расстоянии более двухсот пятидесяти метров от берега и распухает на глазах, разбиваясь о скалу с такой силой, что мешки сами скатываются в бездну, и их уносит далеко от берега, мы ясно видим. Удалось ли им миновать точку, в которой образуется седьмая волна? Шестерым волнам, пришедшим вслед за Лизет, не удалось притащить мешки. Самой Лизет это тоже не удалось. Значит, они вышли в открытое море.

Мы быстро вскарабкиваемся на скамью Дрейфуса, чтобы еще раз увидеть мешки, и ликуем, как дети, при виде мешков на гребнях волн, несущихся не к Чертову острову, а на запад. Итак, опыт удался. Выйду навстречу самому большому своему приключению на хребте Лизет.

Море вечно бушует под скамьей Дрейфуса, но сегодня оно в особенно мрачном настроении. С характерным для нее шумом приближается Лизет, которая кажется мне необыкновенно большой.

— Так, говоришь, здесь мы должны броситься в море? Ну, друг, ты выбрал самое удобное место. Я пошел. Верно, я хочу бежать, но я не самоубийца.

Первое знакомство с Лизет ошеломило Сильвана. Он уже три дня на Чертовом острове и, разумеется, я предложил ему бежать вместе, каждый на своем плоту. Если он согласится, на материке я не буду одинок. Находиться в зарослях одному не так уж весело.

— Не трусь. Признаю, с первого взгляда можно здорово испугаться. Но это единственная волна, способная унести так далеко, что остальным волнам не удастся возвратить нас к скалам.

— Смотри, мы проделали опыт, — говорит Чанг. — Надежное дело: нет опасности вернуться на Чертов или Королевский острова.

Целую неделю мне пришлось уговаривать и убеждать Сильвана. Это хорошо сложенный парень, почти атлет, рост — метр восемьдесят.

— Хорошо. Согласен, нас отнесет достаточно далеко. Но через сколько времени мы доберемся до материка?

— Честно говоря, не знаю, Сильван. Это зависит от погоды. Ветер на это не повлияет, так как у нас нет парусов, но в шторм волны будут сильнее и быстрее подтолкнут нас к берегу. К материку пристанем через семь-восемь приливов, самое большее — десять. Приняв в расчет возможные ошибки, можно предположить, что путешествие будет продолжаться сорок восемь — шестьдесят часов.


Еще от автора Анри Шаррьер
Ва-банк

В автобиографическом романе «Ва-банк» (1972) Анри Шарьер раскрывает перед читателем мир своей души, прошедшей через не мыслимые страдания и унижения. Автор представленной дилогии был осужден по подложному обвинению в убийстве, приговорен к пожизненному заключению. Многие годы отданы каторге, скитаниям в стремлении добраться домой, во Францию. Вопреки всему Шарьер выстоял, достойно перенес страшные испытания судьбы. Он уверен: «Одно лишь имеет смысл в жизни — никогда не признаваться, что ты побежден, и научиться после каждого падения снова вставать на ноги».


Папийон

В автобиографических романах «Папийон» (1969) и «Ва-банк» (1972), ставших на Западе бестселлерами, Анри Шарьер раскрывает перед читателем мир своей души, прошедшей через не мыслимые страдания и унижения. Автор представленной дилогии был осужден по подложному обвинению в убийстве, приговорен к пожизненному заключению. Многие годы отданы каторге, скитаниям в стремлении добраться домой, во Францию. Вопреки всему Шарьер выстоял, достойно перенес страшные испытания судьбы. Он уверен: «Одно лишь имеет смысл в жизни — никогда не признаваться, что ты побежден, и научиться после каждого падения снова вставать на ноги».


Мотылек

Бывают книги просто обреченные на успех. Автобиографический роман Анри Шарьера «Мотылек» стал бестселлером сразу после его опубликования в 1969 году. В первые три года после выхода в свет было напечатано около 10 миллионов экземпляров этой книги. Кинематографисты были готовы драться за право экранизации. В 1973 году состоялась премьера фильма Франклина Шеффнера, снятого по книге Шарьера (в главных ролях Стив Маккуин и Дастин Хоффман), ныне по праву причисленного к классике кинематографа.Автор этого повествования Анри Шарьер по прозвищу Мотылек (Папийон) в двадцать пять лет был обвинен в убийстве и приговорен к пожизненному заключению.


Рекомендуем почитать
Queen. Все тайны Фредди Меркьюри и легендарной группы

В этой книге не говорится о заговорах и не раздуваются мифы до невероятных масштабов, но есть опровержения многих историй, которые отдельные биографы Фредди выдают за истинные. В ней нет домыслов – каждый факт перепроверялся не по одному разу. Автор встречался со всеми героями этой истории: с музыкантами и менеджерами Queen, с друзьями и родственниками Фредди – десятки часов интервью, дни и часы, проведенные в архивах и библиотеках, поиск новых источников и новых свидетелей. Прочитав эту книгу, вы узнаете, почему личная жизнь и смерть Фредди Меркьюри продолжают оставаться тайной и по сей день.


Курчатов

Академик Игорь Васильевич Курчатов (1903–1960) принадлежит к числу тех ученых, чьи труды и практические усилия определили будущее человечества. Благодаря ему Советский Союз сумел в сжатые сроки создать атомную, а затем и водородную бомбу, разрушив ядерную монополию США, начал создавать атомный подводный флот. Курчатов не только заложил основы мирного применения атомной энергии, но и открыл путь исследованиям по управляемым термоядерным реакциям. Несмотря на всемирное признание заслуг Курчатова и большое количество посвященных ему публикаций, многие стороны его жизни остаются неизученными и малоизвестными.


Дневник maccolit'a. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Александр Житинский провел на земле 71 год и 5 дней, оставаясь неизменно молодым, веселым и добрым.Он был писатель. Из самых-самых талантливых в Петербурге. В России. В наше время.А еще он был лирический поэт. Настоящий. Умелый и удачливый сценарист. Неутомимый издатель. Работал, как жил, – быстро. Спеша в будущее. С которым у Александра Николаевича был какой-то необъяснимый постоянный контакт, похожий на дар предвидения.Самуил ЛурьеОн был трудоголик и жизнелюб. Он в совершенстве познал сокрушительную силу смешного и лучше многих и многих понимал бесконечно печальное «над вымыслом слезами обольюсь».


Воспоминания о Дмитрии Сергеевиче Сипягине

«Не помню, в котором году, но, вероятно, это было в 1894, в первых числах июля меня очень просили приехать в Ильинское, под Москвой, к больному адъютанту Вел‹икого› Князя Сергея Александровича, З. Ф. Джунковскому, с которым мы до того одновременно служили в Преображенском полку. Болезнь была несерьезная, Джунковский лежал, и врачи не умели ему помочь – так думал он и его окружающие, но в сущности это было не так, излишне беспокоились его друзья…».


Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2

В книгу, посвященную жизни и творчеству Владимира Высоцкого, вошли воспоминания о нем друзей и родственников, товарищей по театру Л. Филатова, В. Смехова, А Демидовой и других. Кроме того, сюда включен текст интервью с В. Высоцким для телевидения в Пятигорске. Значительное место в сборнике отведено выступлениям В. Высоцкого на концертах.


Эвритмическая работа с Рудольфом Штейнером

Книга Татьяны Киселёвой погружает нас в атмосферу зарождения нового искусства движения — эвритмии. Рудольф Штейнер в тесном сотрудничестве с Марией Штейнер фон Сиверс создал основы для того, чтобы сделать видимыми речь и музыку в движениях человека. Татьяна Киселёва активно участвовала в развитии этого в Гетеануме /Дорнах, Швейцария/ и в сценических представлениях по всей Европе.Читатель может познакомиться с историей развития эвритмии, как и прикоснуться к ценнейшим указаниям Рудольфа Штейнера по отношению к русской эвритмии.


Механический апельсин

«Заводной апельсин» — литературный парадокс XX столетия. Продолжая футуристические традиции в литературе, экспериментируя с языком, на котором говорит рубежное поколение малтшиков и дьевотшек «надсатых», Энтони Берджесс создает роман, признанный классикой современной литературы. Умный, жестокий, харизматичный антигерой Алекс, лидер уличной банды, проповедуя насилие как высокое искусство жизни, как род наслаждения, попадает в железные тиски новейшей государственной программы по перевоспитанию преступников и сам становится жертвой насилия.