Бабочка - [104]

— На восемь лет за кражу государственного имущества и убийство. Три и пять лет.

— Сколько ты уже отсидел?

— Восемнадцать месяцев.

— Как он себя ведет?

— Хорошо, — отвечает комендант.

— Как его здоровье?

— Его состояние удовлетворительно, — отвечает врач.

— Ты хочешь что-то сказать?

— Да. Эти бесчеловечные порядки не к лицу Франции.

— Почему?

— Здесь жуткая тишина, нет прогулок и до последнего времени не было медицинского обслуживания.

— Веди себя хорошо, и тебя, возможно, помилуют, если я все еще буду губернатором.

— Спасибо.

С этого дня, по приказу губернатора и главного врача, мы ежедневно выходим на прогулку и купаемся на берегу моря в месте, отгороженном большими камнями от акул.

Каждое утро мы спускаемся, совершенно голые, к месту купания. Жены и дети надзирателей сидят в это время дома.

Это продолжается уже месяц. Лица людей совершенно изменились. Час на солнце, купание в соленой воде и возможность разговаривать каждый день совершенно изменили облик этого стада — людей, больных физически и душевно.

Однажды, возвращаясь в изолятор, мы слышим отчаянный женский крик и два выстрела.

— Спасите! Моя девочка тонет!

Крики доносятся со стороны причала — цементного языка, вдающегося в море, к которому привязывают лодки. Раздаются новые крики:

— Акулы!

Еще два пистолетных выстрела. Все смотрят в сторону, откуда раздаются крики о помощи. Не раздумывая, я отталкиваю одного из надзирателей и бегу, совершенно голый, по направлению к причалу. Вижу двух женщин, жутко кричащих, и троих надзирателей — арабов.

— Прыгайте в воду! — кричит женщина. — Она недалеко! Я не умею плавать, иначе я бы прыгнула. Банда трусов!

— Акулы! — говорит один из тюремщиков и снова стреляет.

Маленькая девочка в бело-синем платьице плывет на воде, и ее медленно уносит слабое течение. Ее несет прямо к водовороту. Стражники стреляют, не переставая, и, наверно, перебили немало акул, так как возле малышки вспенилась вода.

— Не стреляйте! — кричу я.

Я прыгаю в воду. Приближаюсь к девочке, которая держится на воде, благодаря платьицу, и сильно колотит ножками, чтобы отогнать акул. Я нахожусь на расстоянии всего тридцати или сорока метров от нее, когда прибывает лодка, вышедшая с Королевского острова. Лодка опережает меня, приближаясь к девочке. Я плачу от гнева и даже не думаю об акулах, когда меня втаскивают в лодку. Напрасно рисковал жизнью.

Но через месяц доктор Герман Гюберт вдруг принимает решение освободить меня от пребывания в изоляторе по состоянию здоровья.

ТЕТРАДЬ ВОСЬМАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА КОРОЛЕВСКИЙ ОСТРОВ

Это просто чудо — я возвращаюсь на Королевский остров. Распрощался с ним на восемь лет, а через девятнадцать месяцев, возвращаюсь туда, благодаря попытке спасти ребенка.

Сразу по возвращении встретил друзей: Деге все еще главный бухгалтер, Глиани — почтальон. Встретил Карбонери, которого оправдали в связи с моим побегом, Гранде, столяра Бурсе, братьев Нарри и Кенье, Шателя из поликлиники и своего напарника по первому побегу — Матурета, который устроился помощником санитара на Королевском острове.

Мое возвращение на Королевский остров — это настоящее праздничное событие. В субботу утром я снова вхожу в здание для особо опасных. Все поздравляют меня и выказывают дружелюбие — даже парень с часами, который не разговаривает с того дня, когда ему собирались снести голову, приветствует меня.

— Ну что, друзья, у вас все в порядке?

— Да, Пэпи, добро пожаловать.

— Твое место сохранилось, — говорит Гранде. — Оно осталось незанятым с того дня, когда ты нас оставил.

— Спасибо вам всем. Что нового?

— Имеется хорошая новость.

— Что именно?

— Сегодня ночью в одном из залов обнаружили мертвым араба, который донес на тебя. Это наверняка сделал один из твоих друзей, который не хотел, чтобы ты повстречался с доносчиком.

— Я хотел бы знать, кто это сделал, чтобы отблагодарить его.

— Может быть, он тебе когда-нибудь скажет. Араба мы наши с ножом в сердце перед самой утренней проверкой. Никто ничего не знал и не слышал.

— Тем лучше, а что с играми?

— Все в порядке, твое место осталось за тобой.

Хорошо. Мы возвращаемся, значит, к пожизненному заключению с каторжными работами. Интересно, когда и чем завершится эта история.

— Пэпи, нас всех потрясло известие о том, что тебе врезали восемь лет. Не думаю, чтобы на острове нашелся хотя бы один человек, способный отказаться помочь тебе теперь, даже если ему придется заплатить самой дорогой ценой.

— Комендант зовет тебя, — говорит один из арабов.

Я выхожу. Многие тюремщики не упускают случая сказать мне пару добрых слов. Я иду за арабом, и мы подходим к коменданту Прюле.

— Все в порядке, Бабочка?

— Да, комендант.

— Я рад, что тебя помиловали, и хвалю за храбрость, которую ты проявил при спасении дочки моего коллеги.

— Спасибо.

— Я назначу тебя временно, пока не получишь свою прежнюю должность с правом рыбной ловли, погонщиком буйволов.

— Если это тебя не слишком затруднит. Спасибо.

— Это мое дело. Надзирателя столярной мастерской здесь уже нет, а я возвращаюсь во Францию через три недели. С завтрашнего дня приступишь к работе.

— Не знаю, как и отблагодарить тебя, комендант.