Бабочка - [41]

Мозг пульсировал от ярости. Но я еще держался на последнем издыхании своей воли.

Как же мне хотелось пять минут один на один с Малым, кто б знал! Хотя, и двух хватило бы.

Что-то у меня не выходило отвлечься. Казалось, что организм внутри, все нутро закручивается пружиной все туже и туже. Еще немного и разорвет просто от всего этого. Глубоко вздохнув, я искренне порадовался, увидев знакомые ворота дома, и ни с того, ни с сего, вообще не поняв, что делаю, наклонился и прижался губами к этому ее синяку, рядом с неглубокой ссадиной.

Я не мог вынести того, что она пострадала. Что моя Бабочка терпела боль из-за меня. Не мог. Эта мысль мне вены вспарывала.

Света застыла у меня на руках. И я замер. Не знал, радоваться или начать волноваться тому, что ее наконец-то перестало колотить?

Но она не пыталась отодвинуться, даже голову не отвернула, демонстрируя, будто бы ей неприятно или не хочется, чтобы я дальше касался. А меня понесло. Реально, словно прорвало плотину, которую я столько лет возводил и строил в своем не сознании даже, в подкорке, на уровне инстинктов. Угроза для Бабочки, то, через что она прошла – что-то нарушило в моем сознании, и весь тот адреналин, который по-хорошему стоило бы выплеснуть в иной форме, весь этот подрыв вдруг разом трансформировался, переплавился в то, что допускать не следовало.

Машина остановилась перед входом, и парни выскочили, один открыл мне двери, другие осматривались, хоть и были на нашем участке. Из дому вышел Николай, мой помощник, начал что-то докладывать по ситуации, но видно по глазам понял, что сейчас не лучший момент и я так ни на ком и не сорвался. Ему не хотелось оказаться грушей для битья. Отмазался, что проверит, все ли на своих местах, и быстро ретировался.

Но меня это слабо зацепило. Я лихорадочно старался собрать свой самоконтроль по кусочкам, а ни фига не выходило.

И Света, не сделавшая ни единой попытки выбраться из моих объятий по приезду, ни капли не облегчала мне этой задачи. Я вылез из машины так и неся ее на руках, а она сидела, совсем как маленькой девчонкой мне на руки устраивалась – уцепилась руками за мою шею, и ногами обхватив за пояс. Когда ей было пять, я шутил, что моя Бабочка превратилась в мартышку. И мы оба смеялись. Сейчас мне смешно не было.

Я понимал, что пересекаю черту, но сдать назад не выходило. Я чуть не потерял ее! Чуть не потерял человека, дороже которого у меня просто не было в жизни. Я шел по дому, неся ее, и приговаривал:

- Все хорошо, Бабочка, сейчас мы тебя согреем, сейчас все наладится…

Будто пытался отвлечься. А без толку.

Пальцы сами забрались во взъерошенную копну ее волос. И стали накручивать эти пряди. Знаете, как ребенок, которому родители впервые доверили ключ от квартиры, на длинной такой веревочке. И этот ребенок, боясь потерять доверенное «сокровище», трижды обматывает заветный шнурок вокруг запястья, еще и петельку на один из пальцев надевает, чтоб точно не потерять. Вот так чувствовал я себя, вот так же «надевал петельки» из ее волос на свои пальцы. И натянуть сильнее боялся, чтобы боли своей Бабочке не причинить, и прекратить не мог.

Ее снова начало колотить. Как-то иначе. Мелко. Легко. Но я ощущал дрожь прижавшегося ко мне тонкого тела. Ее дыхание, вдруг сбившееся, ставшее частым и таким горячим, особенно в контрасте с самой кожей Бабочки, что обжигало меня.

Пальцы Светы сдавили мою кожу, словно она хотела вдавить их в мой затылок.

- Сейчас, Света, сейчас. – Я прижался щекой к ее лбу, согревая кожу. Повернулся, опять поцеловал разбитый висок. Прижал ее еще крепче. - Мы ванну наберем, я скажу, чтоб Арина Михайловна чай сделала, - мозг даже не сосредотачивался на словах.

«Моя Бабочка. Бесценная моя. Хрупкая, дорогая, любимая… Прости…»

- Сейчас, еще чуть-чуть. Все будет хорошо…

Я говорил на том же автомате, просто зная, что должен ее успокоить, а сам…

На секунду притормозил у двери в ее комнату, и пошел дальше. У Бабочки в ванной комнате стояла только душевая кабинка, она не особо любила париться обычно и, делая для нее комнату, я знал, что ванна ей не нужна. Но сейчас душа точно не хватит. А ванна имелась только у меня.

«И ничего в этом нет», убеждал я себя, «ее надо согреть. А я справлюсь. Да и она сама всегда говорила, что ей спокойней в моей комнате. А покой – именно то, что Свете в этот момент надо…»

Вы когда-нибудь пытались обмануть самого себя? Я сейчас очень старался. Но то, что полыхнуло во мне несколько минут назад, выедало мозг, сводя все старания на «нет».

Когда к моим искренним и безграничным чувствам к Бабочке впервые присоединилось сексуальное желание – я почти возненавидел себя. Все эти недели мне казалось, что я оскверняю свою девочку, свою любимую Свету подобным низким вожделением. Но сейчас – этого не было и в помине. Не осуждения. Того, что я ощущал.

Это было нечто иное, не то что кардинально отличное – другое измерение. Другая вселенная, в которой словно взорвалась звезда.

Я знал, что целую ее щеки, прижимаясь губами к холодной коже вовсе не так, как это должен делать даже самый любящий дядя. Я так близко, обнимаю ее так крепко, как только любимый и обожаемый мужчина может приближаться к женщине. А предохранители сгорели. Их выбило, как «пробки», от резкого скачка напряжения между нами.