Бабочка - [7]

— Это влияет на мою успеваемость?

Вопрос риторический, потому что у меня отличные оценки по всем предметам (и по тем, которые настоятельно рекомендовал отец, и по тем, что я выбрал сам): я привык быть лучшим. В меня это вдалбливали с детства, поэтому быть лучшим вошло у меня в привычку.

— Пока нет, — холодно признал отец.

— Тогда не о чем говорить.

— Как раз есть. Тебе это не нужно.

Отец не повысил голос, но по столовой прокатились отголоски его силы. Сок в бокале качнулся и пошел рябью, пол под плитами содрогнулся. От демонстративной мощи все волосы на теле встали дыбом, в груди заворочалась ярость. Какого едха?![2] Запугивает, как одного из своих чиновников, у которых колени трясутся при его появлении!

— Мне лучше знать, — несмотря на давящую энергетику, ответил я в тон ему, — что мне нужно, а что нет.

Глаза отца вспыхнули, на лице заходили желваки, воздух задрожал от сгустившейся мощи. Хочет по-плохому? Будет по-плохому, плевать. Дело не в этом предмете, а в том, что отец привык, что все вокруг него прыгают. Все, но не я. Поэтому я сжал кулаки, готовый ответить на силу силой.

— Диггхард! — Высокий голос мамы ворвался в наше противостояние. — Лайтнер! Перестаньте, пожалуйста. У нас же семейный завтрак.

Оказалось, она вскочила со своего места и смотрит на нас перепуганными глазами. Отец перевел на нее тяжелый взгляд, и мама сжалась — не просто опустилась на стул, а словно уменьшилась в размерах. Она всегда так делает — пытается быть незаметной. Потому что боится отца, но всегда неизменно вмешивается. И зачем, спрашивается?

— Где ты видишь семью, мам? — бросил я раздраженно и в таком настроении убрался из столовой.

По пути в Кэйпдор, правда, успел пожалеть о своих словах. Мать не виновата в том, что Диггхард К’ярд пытается вылепить из меня свою копию, а я не собираюсь быть таким, как он. Я стану гораздо лучше.

Разговор все равно крутился в голове, отравляя все и вся. Нет, отец не сможет повлиять на мой выбор, но то, что просто так он этого не оставит, бесспорно. Оставалось только готовиться к удару. Казалось, что может быть хуже? Одна. Едхова. Девчонка! «Засранец». «Прощаю». Ее слова голографической бегущей строкой крутились в голове, мешая сосредоточиться на вещающем вводную лекцию преподе. Несмотря на то что она осталась на верхнем ряду за спиной, все равно ее образ и слова впаялись в память намертво, перебивая даже мысли о «семейном» завтраке. Будь она парнем-въерхом, мы бы прогулялись после уроков на полигон для силовых тренировок и проверили, кто из нас засранец. Но девчонка? Да еще и человек? Что вообще взять с калейдоскопницы?

Я понял, что лекция проходит мимо меня, и, подтянув тапет поближе, открыл общий чат для друзей. Оказалось, там вовсю шло обсуждение темы, что люди откровенно зарвались. «Как ее зовут?» — написал я. «Маруна, — тут же пошутила Ромина. — Мозгов у нее примерно столько же». Морская маруна — существо-феномен. Они стаями выбрасываются на берег, а затем подыхают без воды. Ученые до сих пор пытаются выяснить, почему эти склизкие полупрозрачные твари так самоубиваются. Но большинство считают, что они просто слишком тупые, чтобы понять, что на берегу их ждет смерть.

В чат тут же посыпались ржущие морды, а я поморщился. Если бы калейдоскопница была полной тупицей, то не поступила бы в Кэйпдор. Всем известно, что в академию принимают только лучших. Поэтому я отправил: «А серьезно?» — «Мэйс, кажется». Это уже Хар. Его я, пожалуй, знаю столько же, сколько себя. Он мой брат, пусть и не по крови. И тот, кому я действительно доверяю. Мэйс, Мэйс, Мэйс… Это имя ни о чем мне не говорит. Будь она въерхом, я бы мог о ней слышать, с людьми сложнее: их как водорослей в океане.

«Вирна Мэйс», — приходит сообщение от Родреса. Родрес в нашей компании тот еще молчун, предпочитает говорить по делу и все обо всех знает. Непроверенную информацию он просто не озвучивает.

Значит, Вирна. Я небрежно откинулся на спинку сиденья, вполоборота, и бросил взгляд наверх, быстро отыскав девчонку. Это не составило труда: ее красные патлы притягивали внимание, как неоновая вывеска. Пожалуй, это ее и выделяло — необычный цвет волос. Мордашка смазливая, черты лица тонкие, что тоже нетипично для людей, да и фигурка что надо. Наверху я уже оценил стройные ноги с красивыми икрами, которые не скрыла даже чопорная форма академии. Интересно, каким спортом она занимается?

Взгляд с мордашки скользнул ниже в попытке рассмотреть под тканью бесформенного пиджака все остальное. У нее грудь есть или там все плоско? А глаза у калейдоскопницы синие. Это я успел отметить, когда она упала передо мной на колени — вот в таком виде Вирна Мэйс смотрелась идеально. В другой раз сразила бы наповал.

— Студент К’ярд, — раздался над ухом дребезжащий голос препода — тощего, как жердь, и древнего, как Кэйпдор, въерха. — Я понимаю, что вам все дается легко, но без реального присутствия на моих лекциях сдать предмет будет проблематично даже для вас.

Намек на статус моего отца вернул меня к утреннему противостоянию с силой ударной волны. Мелькнула простая мысль: может, ну его, этот факультатив? Пришлось тут же ее отбросить — не хватало еще, чтобы отец решил, что это из-за его советов. Да и не за этим я здесь: мне нужны определенные знания.