Бабек - [8]

Как то бывало с многими другими выдающимися людьми, стяжавшими себе любовь и преданность народных масс, о периоде его детства сложились легенды, в которых сельский люд хотел видеть предзнаменование его великого будущего. Одну из таких легенд передает Мохаммед ибн Исхак: «Однажды Бабек долго не возвращался домой, и мать, встревоженная его отсутствием, пошла его искать. После долгих поисков, она нашла его среди стада коров, которых он пас; он спал под деревом, совершенно голый. Дело было в полдень. Взглянув на сына, она увидела, что под каждым его волосом выступила кровь. Когда она его разбудила и он встал, кровь начала менять цвет и стала невидимой. Тут она поняла, что ее сын призван к великим делам, и что пролито будет много крови в его жизни».

Достигнув более зрелого возраста, он поступил в погонщики верблюдов к караванщику аль Шибль ибн Мунки аль Азди, жившему в округе Сарат вблизи Мимеда, и с караванами исходил многие села и города Азербайджана и Аррана. Этот период жизни Бабека был чрезвычайно важен для развития его ума и расширения кругозора. Он избег той тупой ограниченности, которая является уделом крестьянина, сиднем сидящего в своем селении и ничего не знающего, кроме узких интересов своей ближайшей округи. Он увидел нищету, угнетение и притеснения крестьянства Азербайджана со стороны арабов и их туземных приспешников, всю неправду и вымогательства судей и сборщиков податей. Он, несомненно, встречался с многими тайными хуремитами, которыми кишели северные провинции халифата, и в это-то время его молодой ум проникся жаждой изменить положение крестьян, изгнать притеснителей и поработителей, низвергнуть сильных мира сего, а презренным и угнетенным дать почет и благосостояние. В своих странствованиях он встречался с людьми, которые еще помнили то время, когда иранское крестьянство отозвалось на зов Абу Муслима и поднялось против своих угнетателей-арабов и их правителей, когда оно свергло Оммайядов и возвело на престол халифов из дома Аббаса. Они помнили, какие надежды таились в сердцах угнетенных и какое горькое постигло их разочарование, как еще тяжелее начало давить их бремя податей и повинностей, когда у власти стали новые правители.

И своим быстрым умом он понял, что нечего ждать крестьянству от своих туземных властителей, что союз с ними принесет крестьянству лишь разочарование и еще более тяжкую нищету; ненависть к ним глубоко запала в его сердце, и недоверие к ним не оставляло его в самые критические минуты жизни.

Встречался он и с людьми, которые помнили, как сорок лет тому назад восстал в Мавераннахре Ата, прозванный Моканной, в которого, по верованию хуремитов, вселилась душа Абу Муслима; как во главе крестьянства восточного Ирана он два года наносил поражение за поражением войскам халифа, как поднялось в то же время крестьянство Хорасана и как разрозненность восставших привела к разгрому, сперва хорасанцев, затем и Моканна, который еще долго защищался в своей крепости Санам и, наконец, не видя спасения, отравил себя и своих последних приверженцев и погиб в пламени подожженного им дворца.

Период странствований по градам и весям Азербайджана и соседних областей имел большое значение в жизни Бабека еще и потому, что ему пришлось наглядно изучить топографию этих мест. Ему стали известны проходы и перевалы, неприступные скалы, источники питьевой воды, селения, где живут единомышленники, подходы к крепостям, где стояли арабские гарнизоны. Это знакомство дало ему возможность, когда он стал во главе восстания, организовать оборону, размещать засады, сделать свои позиции настолько неприступными, что все силы и вся мощь громадной империи разбивались об них в течение двадцати двух лет, и только предательство смогло погубить его.

Водительством караванов не ограничилась деятельность Бабека в его ученические годы. После нескольких лет он бросил службу у эль Азди и отправился в Тавриз искать работы. Тавриз не был тогда столицей Азербайджана и не был тем большим городом, важнейшим центром Ирана, каким он стал в настоящее время. Главными городами в то время были попеременно Марага и Ардебиль. Все же Тавриз был городом с развитой кустарной промышленностью. Города Ирана еще до арабского завоевания славились искусством своих ремесленников; и в то время, как селения продолжали жить натуральным хозяйством, в городах уже оборачивались деньги, товары покупались и продавались, ремесленники работали на рынок, и почти каждый город имел свою специальность, славился тем или иным изделием; такие изделия вывозились даже из города и находили сбыт в столице. Во времена Аббасидов развитию промышленности содействовала и система обложения, которая устанавливала с городов дань не только деньгами, но и товарами местной продукции. Так, города Хузистана должны были поставлять в казну халифов 30 тысяч фунтов рафинированного сахара, города Фарса 30 тысяч бутылок розовой воды, города Седжистана 30 штук полосатых шелковых материй и 2 тысячи фунтов рафинада, Джоржан давал тысячу штук шелковых материй, Табаристан и Демавенд — шестьсот ковров.