«Тук-тук!» — стучит по кухонному столу кухонный ножик. Катается по мягкому тесту, по доске деревянная скалка. Пылает в плите красный огонь — на кухне чистенькая, беленькая старушка лапшу стряпает.
В огонь старушка подбрасывает прутья сухого хвороста. Прутьев в углу кухни сложена большая куча, — за нею-то и вышел на поверхность девушкин лаз.
Притаилась девушка-зайчик в прутьях, наблюдает оттуда за старушкой. Та спешит, стряпает, у огня хлопочет, сама с собою разговаривает:
— Вечернее солнышко на закат идёт, скоро мой сын Абду домой возвратится, есть после дальней дороги запросит, а у меня до сей поры ничего не готово. Лапша недостряпана и вода в котле всё ещё не кипит. Видно, стара я стала, нерасторопна, совсем не гожусь никуда! Вот была бы у меня в доме молоденькая невестка, она бы управилась живо!
За окном в это время — топы-топ, топы-топ! — застучал по дороге копытцами ослик.
У крыльца ослик остановился, в домишко входит высокий, статный красавец-парень.
Старушка так его и обнимает, и пыль с его халата обмахивает, снуёт по кухне, хватается то за чайник, то за чашки:
— Садись, милый сынок! Первым делом чайком тебя после дальней дороги напою…
Сын говорит:
— Спасибо, мама! А я тебе, глянь, какой с рынка подарок привёз!
И вынимает из-за пазухи новый платок. Вынимает, накидывает матери на плечи.
Мать радостно улыбается:
— Балуешь, старую, меня! Поди, истратил кучу денег…
Сын отвечает:
— Сколько на подарок истратил — не важно. Куда важней — сколько сегодня выручил на рынке за наши овощи с нашего небольшого огорода… А выручил я хорошо.
— Вот и славно! — говорит старушка. — Значит, ещё разок-другой съездишь на рынок, и тогда и дела наши немножко поправишь, да и, возможно, решишь найти себе, наконец, добрую жёнушку.
— Ах, мама, мама! Ты всегда всё твердишь мне одно и то же! — смеётся сын.
И сидят мать с сыном у огня, так вот славно беседуют, а девушка-заяц прячется за грудой хвороста и вздыхает чуть ли не вслух: «Счастливый этот дом и счастливые, хорошие живут в нём люди! А я-то думала, счастья на свете нигде уж нет…»
Тут она вдруг вспомнила, что ей самой зо дворик-темницу мачеха скоро принесёт ужин, и нырнула в норку, стремглав понеслась к той железной двери.
Мачеха ключами звенит, засовом брякает, ставит на землю котелок, девушку спрашивает:
— Ты чего это вся такая упаренная?
— Да вот простыла, наверное, немножко… У меня жар! — говорит девушка, а сама прячет заячью шубку за спиной.
— Что ты, что ты! — говорит мачеха. — Болеть не смей! Третий год кончается, скоро тот кудлатый жених за тебя выкуп принесёт и заберёт тебя, как обещал, в рай!
— Не буду болеть… Мне уже лучше… — отвечает Айша.
Так мачеха ни о чём и не догадалась. А девушка Айша стала наведываться в уютный домик на той стороне горы чуть ли не каждый день.
Уедет паренёк Абду на своём ослике на рынок или ещё на какую-нибудь работу, его мать-старушка погреться на завалинке, на солнышке выйдет, а проворная Айша скинет шубку, да и давай в домике полы подметать, посуду мыть, аккуратно расставлять по полкам чашки, блюдца.
Старушка приходит домой, изумляется:
— Кто это мне помогает?
Даже сыну стала о таких чудесах рассказывать. Но сын разводит руками:
— Это, мама, ты делаешь всё, конечно, сама. Только вот почему-то не помнишь…
— Значит, совсем одряхлела, вот и не помню, — соглашается мать.
А один раз поздним вечером снял с себя Абду рубаху, говорит матери:
— Смотри, совсем она износилась, прохудилась… Пожалуйста, почини.
Мать сказала:
— Положи рубаху на подоконник, я её починю утром. А то при вечернем свете мне и нитку в иголку не вдеть.
Поговорили они так, спать улеглись, на утро старушка ищет на подоконнике рубаху.
Ищет, ищет, даже рукой там шарит, — рубахи на подоконнике нет!
Абду тоже проснулся, мать первым делом про рубаху спрашивает, а та испуганно отвечает:
— Так ведь она пропала!
— Почему это пропала? — сначала удивляется, потом даже смеётся Абду. — Она лежит чистенькая, гладенькая, славно заштопанная рядышком со мной! Ты, мама, что? Опять про собственное старание позабыла?
И тут мать говорит:
— Нет! На этот раз не забыла! А думаю: у нас, в нашем доме завелась какая-то добрая волшебница.
Абду всё же опять смеётся, опять он матери не верит. Так на том история с рубахой и закончилась.
Но вот случилась у Абду совсем настоящая, горькая-прегорькая беда.
Здешний правитель послал всех здешних парней камни в горах ломать, для своей крепости камни с гор в долину свозить. И с тяжёлою такой поклажей ослик Абду со скользкой, высокой тропки сорвался, и — убился…
Пришёл Абду домой только с уздечкой, повесил её на гвоздь, сам весь в слезах:
— Как, мама, жить теперь будем? Ведь без ослика мне — ни на работу, ни на рынок…
Мать пуще сына расстроилась. Даже заболела. Она и раньше была некрепкая, а тут совсем слегла. Сыну говорит:
— Теперь тебе ещё и стряпать самому себе придётся…
А пока пойди на кухню, кипяточку хоть нам обоим скипяти.
Вздохнул Абду, поплёлся на кухню.
Но только туда зашёл, только наклонился, чтобы взять с пола хворосту, а там лежит — фарфоровый кувшин, в нём большой-пребольшой серебряный слиток! Так весь внутри кувшина и светится, будто после весеннего дождика месяц!