Баба Катька-с-Малого-Базара - [2]

Когда оприходовали и вторую и уели все разносолы, почему–то кончился кислород, и Костя открыл балконную дверь. Выйдя на свежий воздух и покуривая, он глядел вниз с балкона на сизые верхушки тополей, выстроившихся глубоко внизу. Дом ведь старой постройки и такой высокий, что пятый этаж его вровень с восьмым этажом женского общежития напротив.

В ярко освещённой комнатке с раздвинутыми сквозняком розовыми шторами гладила платье аппетитная девуля в лифчике и трусах. Костик пытался напрячь зрение, чтобы разглядеть тёлку подробнее, но глаза не давались, картинка расплывалась, словно в тумане. Как будто кто–то хукнул на холодное стекло…

— Чего на девок пялишься?! Ты теперь кобель цепной!.. — Оторвала его от приятного занятия баба Катя.

— Мать, ты тёмная женщина, — проворчал Костя, нехотя возвращаясь в комнату.

— Уж и тёмная? А я, ежели здраво разобраться, сыно–о–к, натуральная блондинка… Бугаи говорят, бо–о–льшаяредкость!..

В это мгновение Вика, неуверенно прибирая со стола, опрокинула пустую бутылку и та громко разбилась, упав на ничем не застеленный, крашеный ворованной яркокрасной трамвайной эмалью пол.

— Не смей бить посуду в моем доме, лярва! — Взвизгнула баба Катя, замахиваясь на Вику. Шестимесячная Наташка взвыла со страху, как сирена. Костик потащил мамашку в сторону, но баба Катя вошла в раж и упиралась, норовя вцепиться невестке в нечёсаный месяцами шиньон.

— Ах, ты трампарковская лахудра! — Вышел из себя Константин и, схватив со стола гранёный графин, подарок бабыкатиных подруг на позакакое–то Восьмое Марта, коротко взмахнул им, шандарыхнув мать по затылку.

Она упала навзничь, шлёпнулась на дурацкий красный пол, как осенняя жаба. Из–под затылка быстро распространялось мокрое пятно, почти чёрное в тусклом свете сорокасвечовой лампочки.

Некоторое время дети, как сговорившись, молчали. Костик, ошалело втупив глаза в расползающееся пятно, механически, как робот, поставил графин на стол. Вика, держа во рту пригоршню заколок, методически вгоняла их одну за другой в прическу.

— Давай её вынесем на балкон, на свежий воздух, — процедила сквозь зубы Вика. Костик понял ее по–своему.

— Хапай за ноги. Ну, ты, писька маринованная, старайся! — Скомандовал он. Кое–как они выволокли бездыханную бабу на балкон и, с трудом перевалив через поручень, согласно уронили в вечерний сумрак. За тот миг, покуда тело летело, они очутились в комнате, где Вика припала трясущимися руками к Константину. Совсем почти отрезвев, он принял командование на себя.

— Скажем, сиганула по пьяни, — придумал он и стал нежно гладить Вику по потной холодной спине.

Пролетев положенные Бойлем и Мариоттом метры и получив по закону Ньютона положенное ускорение, баба Катя рухнула на тополь, обчухрала на нём едва не все ветви с вершинки до дола и некрасиво шмякнулась к ногам изумлённых соседок, щелкавших семечки на скамейках, расставленных вокруг коллективно взращенной и коллективно вытоптанной клумбы.

— Катько, чи цэ ты, чи нэ ты? — Подхватилась Зоська. — Ой, бабонькы, мабуть трэба бигом бигты в ”скору помощь ”, чи як?

Последовавшую затем суету описывать, поверьте, нет времени. Кто бежал к телефону, кто за компрессом, кто, перепрыгивая через пять ступенек, наверх сообщить катькиным детям печальную новость.

— Костик, шо такэ з мамкою? — Закричала, вбегая в комнату, Антонина.

— А шо з нэю? Курэ, мабуть, на балкони, — криво ухмыльнувшись, ответствовал Константин.

— Курэ?!! Та вона вжэ на земли лэжыть и чи жыва, чи ни. Бижы, дурэнь, в больныцю, рятуваты йийи трэба!

— Та чорт бы з нэю, з пьяницею! Хай пье трохы меньше, — только и сказал Костик и устало прилёг на обшарпанный диван.

«Скорая» увезла бабу Катю, и в больнице, к жуткому удивлению травматологов, выяснилось, что у потерпевшей всего лишь вывихнут позвоночник и сломано два ребра. Ну, и затылок разбит изрядно… Результат для такого сальто невообразимый.

— Мариша!.. — Бубнил грудастой ассистентке–стажёрке ведущий хирург Областного института усовершенствования врачей Штукин, — Всемирная история кроме данного казуса знает всего один подобный. Как–то бельгийский парашютист, прыгая с восьмисот метров, не сумел раскрыть парашют.

Ему тоже зверски повезло, он попал на крышу цеха завода стиральных машин, крытую прочной полиэтиленовой пленкой, пробил её, самортизировав, и вытянул счастливый билет ещё разок, — упал в электрокару, гружёную ветошью.

А тут, подумать только, тополь! — хихикнул он, нежно дыша Марише в пленительное декольте белоснежного халата.

Слухи о том, что дети выкинули Катьку с балкона, дошли куда следует, но когда следователь Ураганов приехал в больницу, Катька всё начисто отрицала. Дескать, что вы такое говорите, я, мол, да слетела с балкона. Даже дитя несмышленое вам скажет, что с такой высоты сигануть — костей не собрать! И потом, чтобы сын родной… Какое низкое подозрение!

Вызванный Урагановым Костик плёл такую несусветную чушь, что следователь ничего записывать не стал, а отправил его домой, зачем–то сказав на прощанье, чтобы, когда мать выздоровеет, он, Костя, ей ноги поцеловал.

Константин же не дождался выхода мамочки из больницы, а собрал вещички и укатил с Викой и малой Наташкой к теще в Восточную–превосточную Сибирь, в замечательный город Якутск.